Как она мила! Светлые волосы, большие умные голубые глаза, ласковая улыбка.
— Для Макса расследование убийств — отдых! — говорит она. — Упражнение для ума и логики! У Макса дар делать несколько дел одновременно! Он, как Юлий Цезарь. Недаром в колледже его прозвали римлянином.
Молодец, что любит своего учителя! Я говорю о своем восхищении Робеспьером, о его смелости. Потом перехожу на свои идеи, вернее, те, что мне привил Ромм. Девушка слушает меня и тут же задает очень точный вопрос:
— А как же императрица? Неужели она поддерживает подобное вольнодумство?
— Увы, — вздыхаю я. — Одна из моих причин задержки во Франции, собрать достаточно сведений, чтобы переубедить Екатерину! Я докажу, что конституция не ограничивает власть. Напротив, помогает монарху править государством.
— У тебя получится! — говорит Светик. — Екатерина — мудрая правительница, она обязательно пересмотрит свои взгляды!
Я ее благодарю. Какая молодец! Ее поддержка меня утешает. Особенно порадовал меня ее добрый отзыв о нашей императрице! Я готов уничтожить любого мужчину, кто осмелится дурно отозваться о Великой Екатерине. А с женщинами я просто прекращаю всяческое общение. Светик не такая… Кажется, я влюбился!
Меня зовут, Ретиф де ла Бретон, я писатель, мне 55 лет. Я автор нескольких утопических романов. Мечтаю об идеальном государстве, где господствует всеобщее равенство. Я расположился в кафе де Фуа. Со мной за столиком мальчик по имени Пьер Беранже (он недавно присоединился к нам), и девочка Пьеретта Шабри, продавщица цветов. М-да… имена у них похожи. Дети, дети, кажется, они нравятся друг другу. За соседнем столиком другие ребятишки: Поль Очер и Светлана Лемус. Как они мило беседуют. Мне нравится молодежь, за ними будущее. Я не испытываю ни зависти, ни презрения к юным гражданам. Напротив! Дай Бог им счастья.
Меня никак не оставляет мысль о мсье Морьесе. Он мертв. Пусть это жестоко, но я скажу: слава Богу! Откуда–то пошли слухи, что он умер не своей смертью. М-да… А ведь я мог его убить. Когда Морьес ушел говорить с Теруань, я мог хоть десять раз подсыпать ему яд! Это так просто насыпать порошок, а он свершит смертоносную миссию. А Пьеретте, кажется, что–то известно об этом. Она виделась с Морьесом, он покупал у нее цветы для жены. Другим дамам он цветы не дарил. Пьеретта говорила с ним. А еще она видела, как умерла Планш. Эта уродливая поденщица точно что–то знала. Бедняжка Пьеретта, ты в опасности! Возможно, ты ничего не знаешь, но, совершив убийство, рисковать нельзя.
Пьеретта доела яблочное пирожное. Теперь рисует эскизы для фигурок. Хм… а рисовать у нее неплохо получается. Вдруг она бросает перо на стол:
— Мне плохо, — говорит она.
Бедняжка теряет сознание. Все обступают ее. Пытаются помочь. Она приходит в себя. Светлана предлагает накормить ее горячим обедом. Думает, это голод. Пьеретта отказывается, говорит, что сыта. Жалуется на слабость и рези в горле.
— Давно это? — испугано спрашивает Светик.
— Это началось позавчера, — отвечает Пьеретта.
Мадемуазель Лемус явно обеспокоена. Пьер, Светлана и Поль вызываются провести ее до дома. Я иду за ними.
Я, Поль Очер, вместе со Светик и Пьером проводил Пьеретту до дома. Мы уложили ее в постель. Девушка очень слаба.
— Нужен хороший доктор, — говорит Светик. — Я оплачу.
— Я тоже, — хором говорим мы с Пьером.
Идти за доктором вызывается Пьер. Неплохой парень, из тех умных рассудительных ребят с чувством юмора и без занудства.
Мы со Светланой остаемся наедине. Она чем–то напугана.
— Поль, прошу тебя, выслушай! — говорит она.
Светик рассказывает мне о смерти поденщицы, о Морьесе. Да, я слышал о подозрениях, что он убит. Мне его не жаль, ужасный человек! Как он мучил Анну, которая любила его!
— Ты думаешь, что Пьеретту отравили? — спрашиваю я.
— Да. Может, она что–то видела, — предполагает Светик. — Я не знаю! Но это началось за день до смерти Морьеса. Нужно будет попросить ее вспомнить, о чем она говорила с ним, кто был рядом, вообще о событиях.
Светик переживает. Мне стыдно, что я ничем не могу помочь.
— Странно то, что прошло столько времени… — рассуждает она. — Может, все обойдется…
— А вдруг тогда убийца дал ей слабую дозу яда? — предполагаю я. — Она не подействовала. Поэтому он решил добавить.
— О Боже! — восклицает она. — Ты прав!.. Ретиф?
Зачем я выдал эту глупую версию. Только испугал.