Выбрать главу

Прочел ли он ее последнее письмо? Ну разумеется, иначе он не примчался бы в этот подозрительный мотель. Размытые обои, фото очаровательных котят на стене, искусственные цветы в вазах с позолотой в стиле конца века, приглушенный свет, настраивающий коммивояжеров, очутившихся вдали от дома, на эротический лад. Себастьян не знал, куда от всего этого деваться, пока проникал в Фа — глубже, еще глубже, — растворялся в ней, вместе с ней переставал существовать.

— Нет, я говорю не о вчерашнем письме, дорогой, а о сегодняшнем, я отправила его тебе во второй половине дня, после церемонии награждения. — Зная, какой он чувствительный, несмотря на свой вид устрицы, выброшенной приливом на берег, Фа приготовила ему подарок. Оказалось, Себастьян не заглядывал в электронную почту с самого утра. — Тогда, дорогой, ты узнаешь об этом от меня, так даже лучше. Разумеется, это тебя ни к чему не обязывает, я знаю, как ты дорожишь своей свободой, но я не могу от тебя скрывать и предпочитаю признаться прямо сейчас. Это важный день для тебя, для нас обоих, хотя в конечном итоге касается лишь меня: так вот у меня будет ребенок… Чудо, правда? — задыхаясь, пролепетала она.

Женщины — Эрмина, Этель, Фа… все-то они говорят, говорят, и непременно что-то срочное и неприятное, неинтересное, бессмысленное. Она все обнимала его, пока он ощупывал ее живот гимнастки, способной завоевать все медали — на перекладине, брусьях, коне. Мысленно он был уже далеко, в каком-то другом мире, недосягаемом, нездешнем. Из самца он превращался в животное, хищника, зверя. Кровь прилила к голове, он перестал видеть Фа, но ее тело все еще вибрировало под ним, вторило его движениям — взад-вперед, туда-сюда. Однако Себастьяна, любовника Фа, больше не было. Страх и гнев овладели облегчившим свои чресла зверем, переросли в ярость. Защититься, освободиться, ударить, покончить.

Он вцепился Фа в горло и потерял понятие о времени.

Когда же до него дошло, что он ее задушил, он не испытал особенного волнения. Бесчувственно взирал он на худенькое бездвижное тело в смятых простынях, на обстановку с претензией на роскошь, на газон за окном, дремлющий под капельками предрассветной росы. Над умывальником висело зеркало, в котором ничего не отражалось. Вода текла, шумела, струилась по ладоням, по чьим-то ладоням, по ничьим ладоням. И это тоже не вызывала в нем никакого отклика, не трогало, как и все остальное. Он подошел к мертвой, взял ее голову и запустил указательные пальцы в глазницы этой чужой ему женщины. Ничего не видеть.

Безграничное, вселенское равнодушие объяло его. Он схватил тело, одел его в тренировочный костюм, который Фа носила вместо домашнего платья, и выволок наружу, делая вид, что поддерживает подгулявшую подружку, затем усадил в машину. Ни огонька не зажглось, все, включая охранника мотеля в кресле перед телевизором, спали. Себастьян сел за руль и нажал на газ, двинувшись к озеру на границе Санта-Барбары и Санта-Крус. А там посадил Фа за руль и столкнул «фиат-панду» с горки. Прежде чем погрузиться в Большое озеро Стони-Брук, автомобиль поднял в воздух тонны воды.

По-прежнему ничего не испытывая, во власти некой звериной силы, Себастьян Крест-Джонс двинулся прочь от озера и шел так несколько часов куда глаза глядят. Его слепили фарами, чей-то автомобиль притормозил рядом с ним, он обернулся. Добравшись до заправочной станции, спросил двойной кофе. Светало. Ни одной мысли в голове. Кофе был горячий, большего не требовалось.

— Профессор Крест-Джонс, как я рад вас видеть! Вы меня узнаете?

Себастьян непонимающе смотрел на молодого человека, который что-то ему говорил.

— Я один из тех студентов, что вчера получали диплом. Одновременно с вашим награждением. Было столько народу, немудрено, что вы меня не запомнили. Но я-то вас знаю, вернее, знаю ваши работы, конечно, на том уровне, который мне доступен. Вы мой кумир. Я отвозил родителей домой, они живут неподалеку, и возвращаюсь в Стони-Брук. У вас что-то с машиной?

Рыжий малый, слащавый, с хорошо подвешенным языком. Себастьян ненавидел эту молодую поросль, которую университет секретировал почти столь же естественно, как железы слюну при позывах голода. И тем не менее ухватился за протянутый ему спасательный круг:

— Не везет, машина сломалась. Получу ее лишь завтра, в вашей дыре не хватает запчастей. Не обижайтесь. Как вас зовут?

— Том. Том Ботев, господин профессор.

— Том, я и вправду попал в переплет…