На сегодня все представления в соборе закончены, месса была последней и лучшей версией сыновней трагедии. Как говорится, будет день, будет новая месса, приходите завтра и увидите г-жу Лебон в роли Королевы ночи, а ризничего — в роли Папагено, утомившегося своим отцовством, не столь радостным, как то представлялось оптимисту Моцарту. Собор в Пюи — это еще и музей, туристы знакомятся здесь с произведениями искусства. Как бы Си-Джей не угодил в список ЮНЕСКО в качестве редчайшего экземпляра, одаренного патологически долгой памятью. Мир создан для накопления данных, это большой хард-диск, открыть который ни у кого не хватает времени. Мигранты, подобные Себастьяну, — его последние действующие лица (обратите внимание, я сказала «действующие лица», а не «исполнители», поскольку они не исполняют роль, а лишь наблюдают, запоминают либо забывают игры прошлого, в которые играли те, у кого была своя история и кто верил, что творит Историю).
Под своды собора втягивается вереница веселых школьников. В отличие от взрослых этим сказать нечего. На их майках адрес: «Мэдисон. Висконсин». Скорее всего это потомки поляков, переселившихся в Новый Свет, иначе откуда бы взялось такое возвратное движение к Черной Мадонне и прочему. Они вряд ли узреют здесь каких-либо призраков, поплюют попкорном на древние камни под ногами и уйдут, после чего ризничему придется браться за веник.
Чуть позже Себастьян спустится в ризницу, надолго застынет перед «Пьетой» и «Головой Христа» XV века, но не удостоит взглядом Библию Теодульфа,[104] которую орлеанский епископ подарил в 789 году собору. Может, позже осмотрит настенные росписи, обнаруженные в конце XIX века Проспером Мериме, — эту фламандскую жемчужину в самом сердце вулкана с ее Грамматикой, Логикой, Риторикой, Музыкой.[105]
Сегодня он ограничится музыкой. Сам собор — уже музыка: его красные, черные и белые клинчатые кирпичи составляют стройный гармоничный ряд, отзывающийся эхом в мечети Кордовы. Вот уж поистине встреча культур. Взойдет он и на вулканический обломок по соседству, уцелевший при эрозии почвы, поднимется по ступеням Сен-Мишель д'Эгий. Здесь побывали некогда и дядя с племянником, перед тем, как отправиться в путь — к Охриду и Босфору: молились, стоя перед изображением Христа, который — так и кажется — явился сюда из мавританского молельного дома, настолько он необычен для христианского храма. Скрещение пород, культур, явный арабский след, предзнаменование нынешних дней.
Религии служат разжиганию войны? Так не устранить ли их? Подобные мысли посещают порой Себастьяна. При условии, что программа оздоровления, направленная против суеверий и недоброжелательства, будет осуществляться постепенно и не затронет художественных ценностей.
Может ли он считать свое путешествие законченным? Кто он, проделавший путь крестоносцев в обратном направлении? Что дальше? Пока он здесь, подле Черной Мадонны, потом будет видно — его вновь зовут к себе Бояна и Несебыр. Он поставил себя вне времени, сделав дерзкий рывок вспять, туда, где еще можно было мечтать об ином устройстве мира, Европы, пусть и призывая к войне, но с любовью к Пресвятой Деве.
Вот к этой самой Пресвятой Деве из черного алебастра, восседающей на главном алтаре — алебастровая головка младенца Иисуса выступает из ее перламутрового платья в точности на уровне материнского чрева, — всемогущей царицы и все же дочери своего Сына. Она не внушает Себастьяну страха, хоть и женщина. Другое дело Трейси Джонс, не подумавшая, каково придется в жизни ее сыну, или Фа Чан… тоже мне прародительница! Мария вся целиком — олицетворение любви, она освобождает человека от пола, утешает. Будь у него горе, он бы высказал ей его. Но у него нет горя. Здесь, подле Марии, все проясняется, становится таким умиротворяющим и праздничным.
Себастьян испытывает блаженство и покой, а владевшие им безумие и одержимость переходят в некую закрытую зону, глубоко запрятанную в его существе и чуть ли не граничащую с непорочностью. «Salve Regina».
Путь второй
Исчезновение Фа, а затем ее насильственная смерть ввели Сяо Чана в состояние непрекращающегося возбуждения, ни на минуту не отпускающего его мозг. Снимая наушники Валькмана, предохранявшие его от контакта с внешним миром, он бывал выброшен в мир надчеловеческий, сочетавшийся разве что с музыкой.
104
Теодульф (ум. 821) — теолог, один из главных представителей каролингского возрождения. Библия Теодульфа, хранящаяся в соборе Нотр-Дам в Пюи, — иллюстрированная рукопись, написанная на веленевой бумаге золотом и серебром, с 14 многокрасочными миниатюрами.
105
В Средние века в соборе помещалась библиотека, украшенная настенной росписью (XV в.), которая долгое время была замазана. Обнаружил ее в 1850 г. Проспер Мериме, бывший и те годы инспектором исторических памятником. К сожалению, роспись сохранилась не полностью — из семи представленных на ней наук до нас дошло четыре: каждая изображена в виде молодой женщины в прекрасном убранстве в сопровождении знаменитого ученого мужа, прославившего данную науку, и девиза на латинском языке.