В стольной Москве Огнеслав вышел на негнущихся ногах на Соборную площадь и пустым взглядом смотрел, как сам по себе раскачивается язык Большого Успенского колокола. Раз, два, три… Удары звонко отдавались в голове, словно молотом выбивая всякие мысли. Кремль просыпался, а колокол гудел. Откуда-то издалека до ушей Цесаревича долетел полный отчаяния голос Анариэль:
— Что это такое? Что случилось, Огнеслав?
Оглянувшись, Цесаревич увидел растрепанную княжну. Волосы спутаны, на плечи наскоро наброшен плащ — совершенно неблагородный вид, но до чего же красива. Как ее только выпустили на улицу?
— Все встали как вкопанные, кто-то плачет, кто-то просто молчит, или околесицу городит. Все как с ума посходили!
Ну, собственно, понятно. Некому было ее остановить. Стражей, с отъездом Императора в Ливадийский дворец в Кремле поубавилось, а придворные просто выбиты из колеи. Ей еще повезло наткнуться на Цесаревича.
Огнеслав провел по лицу ладонями, словно смывая с себя печаль. И решительно повернувшись к княжне, сказал:
— Ваше сиятельство, похоже, с этой секунды мое шефство над вами заканчивается. Но я искренне надеюсь, что мы останемся друзьями впредь. Сейчас вам лучше вернуться в комнату, колокола должны смолкнуть с минуты на минуту.
Движением руки Цесаревич подозвал одного из стоящих неподалеку слуг, тоже вышедшего удостовериться в подлинности звона, и приказал ему отвести княжну в ее покои. Сам же Огнеслав направился к порталам, по пути передав быстро начирканную на носовом платке записку дежурному фельдъегерю. Наказал ему доставить послание Ее Императорскому Высочеству Кхэль Собун. И, не медля больше ни минуты, пропал в красной вспышке Кремлевской портальной арки. Почти в тот же миг на Соборную площадь опустилась тишина. Колокола замолчали, но от этого стало только еще более жутко.
Огнеслав даже не подумал взять с собой конвой. Да это и не нужно было, Катерина давно уже приставила к нему усиленную охрану. Наверняка она узнала о смерти Императора напрямую от Карателя, и сейчас за Огнеславом тянется не меньше сотни теней, это не считая пятидесяти невыразительных личностей, преследующих Его Императорское Высочество по пятам. Они появились словно из ниоткуда, стоило только Цесаревичу выйти из портала в Севастополе Таврическом. Отсюда он час добирался до Ливадии на транспортном когге в сопровождении звена драккаров, крыла драконов и конницы на тулпарах. Вся эта летучая армада приземлилась в сотне метров от дворца, который и так был окружен едва ли не целой ратью карающих, витязей и ратников.
Огнеслав за всю дорогу не проронил ни слова, прямо сидя в жестком кресле когга. Взгляд устремлен в пустоту, в голове выстраивался список вещей, которые нужно сделать незамедлительно: траур по Его Императорскому Величеству, отложить празднества в Тавриде и совместить их с коронацией для экономии казны, венчание на царство… Но сначала встретиться с Мстиславом.
В самой резиденции оказалось тихо. Здесь почти никого не было, только тихо бормотал Кащей, считывая все показатели с места преступления и записывая их в рунической форме, Очи занимались снятием магических слепков с пространства, Десница, отбросив всякие манеры и уподобившись дикому зверю, с глухим рыком принюхивалась к чему-то только ей ведомому. Сам Каратель нашелся в залитом кровью и покрытом копотью коридоре. Здесь до сих пор лежали тела демонов, Мстислав же сидел на полу возле большой алой лужи, перед ним в воздухе мелькали белые костяшки рун.
Огнеслав остановился в шаге от него и молча смотрел на работающего министра. Мстислав заметил его тут же. Тяжело вздохнув, он произнес:
— Скажу честно, я просто не представляю, как и кто взломал защиту дворца. Она была одной из лучших, ее устанавливали Троян, Ратмир и лично я. Но барьер прорезали, словно тонкий батист. Изящно, ловко и незаметно. Почерк заклинания мне абсолютно не знаком. Оно, вообще, невозможно по своей сути, его практически нереально расшифровать. Эти чары каким-то образом блокируют даже спеа. Это сложно назвать заклинанием даже. Конфигурация силы, образующая… пустоту. Ничто. Я пока не могу объяснить, что это, но точно знаю источник — Бездна. Район влияния Князя Черного.
— Там, где скрывался Армаил?
— Да.
— Отец говорил мне про твои догадки насчет этого демонопоклонника. Похоже, они верны.
— Судить об этом нельзя, нужно снова связаться с Нефритовым императором и выяснить природу того духа, которому он опрометчиво подарил плоть.
— Разберись с этим, Мстислав. Такое наглое убийство Царя в его резиденции… Это не должно остаться безнаказанным, Каратель.
— Я работаю над этим. К завтрашнему вечеру план будет готов, Ваше Императорское Высочество.
— Его Императорское Величество в своих покоях?
— Да.
Огнеслав кивнул и, подавив в груди щемящую боль, направился к отцу.
Борислав покоился на кровати. В своем домашнем наряде, изорванном, обагренном кровью и обожженном. Бледность лица резко контрастировала с опаленной черной бородой — на нем застыла маска обеспокоенности и досады. Кончики пальцев уже посерели, тело Его Императорского Величества медленно обращалось в камень. Огнеслав разжег в ладони Урвазишт — приятственнейший огонь — и провел им по лицу отца, придавая ему спокойное и умиротворенное выражение.
Агния тихо вздрогнула, увидев, какое пламя он призывает, но промолчала. Императрица сидела подле мужа — спина прямая, как шест, руки сложены на коленях. И без того бронзовая кожа сейчас покраснела, на ней яркими алыми линиями светились вены, копна серых волос больше напоминала дымный шлейф. Было видно, как сложно ей сдерживать свои чувства.
— Сын мой… — слова с трудом давались Агнии, — Ты… Что ты собираешься делать сейчас? Я знаю, как ты не хотел восходить на трон, но…
— Я понимаю, мама, — прервал запинающуюся речь Императрицы Огнеслав. — Я рассчитывал назначить коронацию на следующую неделю. Совместив ее с венчанием на вантхэджа Собун. Я пока не обговаривал этого с кабинетом министров, но, думаю, возражений не будет.
Агния тихо выдохнула и быстро смахнула невольную слезу.
— Вот и правильно, Огнеслав. Вот и правильно, — тихо прошептала она.
Цесаревич пробыл с родителями в молчании не меньше получаса, пока не пришел Святослав. Лишь тогда он смог позволить себе оставить мать и встретиться с бледным, как сама смерть, управляющим Собственной Е.И.В. Канцелярии. Видно было, что господин Ермолов добирался сюда так быстро, как это было только возможно: мятый мундир, грязная обувь, непозволительно небрежный вид. С усмешкой взглянув на него, вытянувшегося при виде Цесаревича, Огнеслав попросил его следовать за ним. Уже по пути Цесаревич коротко попросил его, чтобы в семь часов по Москве пресс-секретарь организовал из Грановитой палаты срочное обращения Его Императорского Высочества и Цесаревича. А так же незамедлительно созвать Совет министров.
За эту неделю предстояло сделать очень много дел.
— Благодарю, но что это? — Собун с удивлением приняла из рук своего стража-сакщин послание, принесенное только что фельдъегерем. — Платок?
— Записка от Его Императорского Высочества, — прогудел в ответ материализовавшийся ради такого случая телохранитель.
— Гм, — вантхэджа покосилась на полупрозрачного, похожего на плохую иллюзию охранника.
Сейчас он принял облик какого-то молодого мужчины, вероятно, того самого фельдъегеря. По выражению лица ничего не понять и мыслей его не прочтешь, но Собун кожей чувствовала, что тот что-то недоговаривает.
— Что-то еще?
— Ничего, — глухо ответил он. — Просто… Мы догадываемся, что написано в этом послании и нам интересен ваш ответ. Азарт. Мы поспорили на это решение.