— Далее у нас на очереди перерыв, поэтому, с вашего разрешения, я откланяюсь, — моментально сориентировался Аслан Артурович, ретируясь к выходу из кабинета.
— Хорошо, я как раз ожидал ее прихода. Пропустите, — передал секретарю Огнеслав, вставая с кресла.
Ужасная эта работа, руководить государством.
С наслаждением потянувшись, насколько это позволяла форма, Огнеслав прошелся по кабинету. Пока здесь еще все напоминало об отце: вещи, книги, забытый им плащ. Но пройдет не больше полугода и все поменяется. Грустно.
— Ваше Императорское Высочество, — показалось, или в речи Собун проскакивает напряжение?
Цесаревич повернулся на голос, увидел почтительно склонившуюся принцессу. Кажется, или сегодня она особенно красива?
Во внешнем виде изменений немного, тот же традиционный стиль одежды, те же излюбленные красный и белый цвета. Но что-то определенно поменялось, может, прическа или макияж и аромат духов. Огнеслав не знал, где и когда Собун успела выведать о его вкусах, но она точно старалась им следовать. Хороший признак.
— Здравствуй, Собун, — улыбнулся Цесаревич своей гостье. — Присаживайся. Давай поговорим.
— Хорошо, Огнеслав, — вантхеджа покорно последовала приглашению и осторожно опустилась в предложенное кресло для посетителей.
— Хочешь что-нибудь выпить?
— Сидр из яблок Идунн, если можно.
— Сейчас посмотрим, — задумчиво протянул Огнеслав, направившись к скрытому за настенной панелью холодильнику. — Вообще, этот напиток редко появляется в Мидгарде и… да, его нет даже у Императора. Незадача.
Огнеслав с интересом осмотрел шкаф. Был он довольно большим, полтора на два метра, но половину объема занимал бочонок с квасом, не иначе как лично для Ратмира Святогоровича. И огромная дубовая кружка тоже для великого воеводы. Смотрим дальше, то есть выше: ряд с разнообразными соками, коньяк для Аслана Артуровича, где-то в глубине шкафа виднеются бокалы, ближе расположены металлические кружки и керамические чашки. Набор альвийских вин расположился на самой верхней полке для Оссе Тингола, чистый спирт для Ажи-Дахака, и прямо под рукой — арианский чайный сервиз, так любимый бабушкой и матерью. А он-то как здесь оказался? И что же для себя-то ты держал, отец?
Взгляд Огнеслава остановился на паре емкостей в ряду с соками, они явно выделялись из общего ряда непонятными, но смутно знакомыми символами на стенках. Что-то эльфийское от родственников Анариэли? Интересно.
— Но есть хорошая замена, насколько я понимаю.
Огнеслав обернулся, держа в руках деревянную двухлитровую флягу, и понял, что, наверно, все же стоило взять фиал с чем-нибудь покрепче. Столь напряженной Собун он видел впервые.
Из секундного замешательства его вывел взгляд ее багряных глаз. Спокойный и немного отрешенный. Боже, как же сложно понять эту женщину!
Цесаревич поспешил к гостье, не глядя подхватив две простые керамические пиалы — поди пойми, из чего принято пить эти эльфийские напитки, да и не до церемоний сейчас.
Бирюзовый напиток смотрелся инородно в керамических пиалах для чая, но пах восхитительно.
— Итак, Собун, — Огнеслав пригубил из своей чаши и сконцентрировал внимание на собеседнице, — ты обдумала ответ на мое предложение. Ведь из-за этого ты пришла?
Тонкие пальцы с опасно острыми ногтями сжимали пиалу, словно она была полна горячего чая, а не прохладного экзотического сока.
— Да, Огнеслав, — спокойно ответила девушка. Сейчас, когда Цесаревич расположился в соседнем с ней кресле она, казалось, даже несколько расслабилась. — Поразмышлять над твоим предложением мне не удалось, ответ на него оказался слишком очевиден. Я согласна.
— Хорошо, — Огнеслав облегченно выдохнул и откинулся на спинку сидения. — У тебя есть какие-либо предложения, пожелания или вопросы?
— Именно за этим я и пришла, — взгляд полыхающих огнем глаз вновь обратился на Цесаревича. — Межгосударственные договоры и прочие условности пусть решают наши чиновники и ты с моим отцом, но я хотела обговорить несколько личных вопросов. Я хочу научиться сейду, как можно быстрее. Мстислав Олегович обещал мне, что это возможно.
Огнеслав едва не поперхнулся от такого заявления.
— В целом, ничего не имею против, — поморщился он. — Я и так женюсь на Кхэль Собун, известной менталистке, правнучке Карателя. Если ты станешь карающей, мне даже станет спокойнее. У этого тариката довольно жесткие законы по правилам применения сейда.
— Хорошо, — кивнула Собун. — И, главное, мне интересно узнать подробности предстоящего ритуала. Зачем Императору Всероссийскому при венчании на царство нужно иметь супругу? Я старалась ознакомиться с подробностями, но нигде в открытых источниках ничего конкретного нет.
— Да, — Огнеслав сокрушенно покачал головой, — некоторые традиции семьи не принято делать публичными полностью. Ты ведь знаешь о Духе Императора?
— Соборная душа почивших царей? Да, мне известно о том, что она есть, — кивнула в ответ Собун, — но то, что он собой представляет, видимо, тоже является секретом.
— Все ясно из названия, никаких секретов, — отмахнулся Огнеслав. — Это духовная структура, артефакт, созданный с помощью сейд. Нематериален, нерушим, как и само сердце души, хранит в себе память и стремления моих предшественников, слепки их сознания и душ.
— Созданный с помощью сейд? — глаза принцессы удивленно расширились. — Даже такое возможно?
— Да, именно так. И создан он, конечно, Мстиславом еще на заре становления Империи. Полезная штука, доложу я тебе. Позволяет сгладить неровности при переходе власти, все Цари придерживаются более-менее одного политического курса, при этом все равно привнося что-то новое. В идеале, через сотню поколений, возможно, приведет к тому, что Империей будет править идеальный правитель. Утопия, конечно, но всякое возможно, — рассмеялся Огнеслав. — Но у всего есть минусы. Эта душа уже несколько раз модифицировалась, и сейчас над ней работает Алима Рейнхард. Однако кардинальных улучшений не предвидится, поэтому ты мне сейчас нужна даже больше, чем воздух.
Цесаревич на секунду замолчал, задумчиво глядя в пустую пиалу. Собун терпеливо ждала продолжения, не решаясь прервать размышления Огнеслава.
— Душа не имеет размера как такового. Я вообще не представляю, как Мстислав и Алима работают с ней. Мне пытались вдолбить основы на курсах в чертогах Фенсалир, где карающих обучают магии, но, скажу честно, я абсолютно ничего не понял! Но не суть, — Огнеслав потянулся к дубовой фляге и налил себе еще сок. — Так вот, размера у нее нет, но! Соборная душа все равно больше, она не совершенна, это инструмент, созданный нами. Она не помещается в теле вместе с родной душой. Поэтому ты станешь хранительницей моей души.
— Это, конечно, очень романтично, — Собун медленно переваривала полученную информацию, — но звучит как-то не совсем логично. Не проще ли было поступить, как с карающими? Просто изъять душу и поместить ее на временное хранение в чертоги Брейдаблик?
— Проще. Но ты знаешь, через что проходят карающие? — горько улыбнулся Огнеслав. — Знаешь, почему они лишают себя души и что с ними происходит в этот момент? И во время того, как эти души висят там, под Спасом-на-Крови? Карающие отказались от самих себя ради всех, ради нас с тобой, Собун. Они живут, благодаря клятвам, они выглядят такими же, как мы, но не многим отличаются от нежити Герусии. Никто и никогда не допустит, чтоб такое произошло с Императором. Душа должна находиться в живом теле, она должна полноценно жить, радоваться. Существовать так, как это делают карающие, я не смогу. Жить наедине лишь с собой и Богом. Нет, это сложно. Возможно, когда ты будешь обучаться сейду, ты поймешь больше меня. Но и ты тоже лишь краешком заденешь суть. Никто и никогда не сделает тебя полноценным карающим.
— Допустим, — кивнула Собун. — И как это отразится на мне? Какие последствия этого ритуала для Императриц?
— Непосредственных последствий нет. Ты, как женщина своего вида, приспособлена для ношения в себе нескольких душ. Иначе ни о каком рождении детей и речи бы не шло, — Огнеслав смотрел в пустоту, взбалтывая в пиале сок, который постепенно приобретал изумрудный цвет. — Но вручать жизнь Императора в руки чужого человека без гарантий верности никто бы не стал. В ответ я стану твоей жизнью, твоим светом, твоим всем… Не знаю, как это ощущается на деле, ни разу не проходил ритуала. Но говорят, что у супругов становятся едины чувства, открыты друг для друга мысли.