— Дык, стало быть Виталик не виноват? А Андрей папашку за наследство порешил? — удивленно почесал голову Никита. — Отпустим мужика?
— Так, стоп! Виталик ваш телефон украл. Что есть уголовно наказуемое деяние. Пусть сидит пока. А вот пацана бы тормознуть надо, — Максим прекратил дискуссию, хотя и был отчасти согласен с охотником.
— Баба Лида, как там дед? Настроит нам связь? — Никита повернулся к метеорологу.
— С утра, может, и очухается. Сейчас пусть спит. Не мог Андрей сделать ничего плохого отцу. Я видела, как он переживал из-за его смерти. Не там ищете! — отрезала Лидия Николаевна.
Перед сном Максим размышлял о побеге Андрея. Еще вчера он сам был готов под присягой поручиться за невиновность молодого человека, настолько тот казался удрученным смертью отца. Но факт побега говорил об обратном.
В растерянности охотники разошлись по койкам.
Утром Василий Трофимович наконец вышел к народу. Вид его был ужасен. Трясущиеся руки, несвязная речь и узкие щелочки глаз подтверждали сильнейшее алкогольное отравление. Опухшее и пожелтевшее лицо делало его похожим на мертвеца. Ему действительно нельзя было категорически выпивать. Василия Трофимовича кратко ввели в курс дела, пересказав все произошедшее за время его запоя.
— Нормально, знацца, вы тут наворотили, — резюмировал он, потерев подрагивающими руками коротко стриженый бобрик седых волос. Угрызений совести из-за своего поступка он не испытывал, или по крайней мере, не демонстрировал. — Рустам мёртв, сын его в бегах, а Виталик в цулане за кражу личного имушшества и порчу казенного. Дениса чуть не сожрал белый медведь, генератор сдох. Ницего, это самое, не забыл? — лицо его скривилось то ли от новостей, то ли от похмельного синдрома. Поморский выговор еще сильнее усилился, и понять его было нелегко.
Максим пожал плечами. Возразить было нечего, событий действительно произошло много.
— Ладно, это самое, пойду со связью разбираться.
Василий Трофимович очень медленно, но самостоятельно смог дойти до аппаратной. Там он немало удивился спящему на полу обнаженному Денису. Тот быстро пришёл в себя, оделся и прибрал раскладушку. Василий Трофимович поцокал языком, проверил уровень сигнала, поручил Лидии Николаевне его контролировать, и, вооружившись каким-то хитрым прибором, полез на крышу метеостанции. Через десять минут он позвал Максима на помощь. Тот пошёл искать стремянку, на что Василий Трофимович покрутил пальцем у виска.
— Сынок, ты чего робишь? На шшердак залезь, через окошко на крышу веранды сразу попадешь.
Максим так и сделал, и вскоре под руководством тестя поворачивал конвертер — маленькую коробочку в пластиковом чехле, находящуюся на длинном кронштейне напротив самой спутниковой тарелки.
— Вишь, цего стервец наделал, излуцатель сигнала не только вниз, но и вбок отогнул, — пояснил старый метеоролог, показывая на конвертер. — Ослабляй, это самое, болты.
Максим кивнул и сделал, что было велено.
— Угол места 19, так, а азимут, к примеру, 205, — под нос себе бубнил Василий Трофимович. — У нас тут 15. Знацца, вот сюда, по часовой стрелке крути. Так, ещё на два шшелцка, — командовал он зятем.
Максим исправно крутил конвертер, поглядывая на тестя. Видок у него был по-прежнему как у восставшего из ада.
— Лида, — покричал Василий Трофимович жене. — Цто с сигналом?
— Сила 50 %. Качество 25 %, — донеслось из радиорубки.
— Ешшё шшелцок, — скомандовал тесть Максиму.
— А так? — крикнул Василий Трофимович вниз.
— 100 на 100, — отрапортовала Лидия Николаевна.
— Аккуратно затягивай. Все болты, это самое, понемножку, чтобы не сбить настройки, — скомандовал он Максиму и пошел вниз.
Максим выполнил указание, выдохнул и поднял голову, осматриваясь вокруг. Небо было ослепительно голубым. Температура ощутимо повысилась и явно была плюсовой. Максим кожей чувствовал, что весна уже входит в свои права и скоро полностью преобразит царство снега и льда в живую тундру с птицами и разным мелким зверьем. Он бывал летом в тундре и понимал, что даже в разгар лета здесь будет довольно скудная растительность, но все-таки это было жизнью, а не ледяным безмолвием.
Заполярье опять представлялось прекрасным местом, но уже не таким безобидным, как раньше. Хотя Максим и жил в довольно северном городе Архангельске, но тот все-таки был южнее Полярного круга. Так что к полярному дню Максим не привык, только к белым ночам в летние месяцы. Здесь его поначалу восхищало солнце, не заходящее за горизонт круглые сутки, затем стало раздражать, а спустя неделю он уже привык.