И, жарко обнимая мужа в первую брачную ночь, она, не скрывая слёз, прошептала:
— Мне кажется, в раю живут не счастливее, чем ныне я себя чую, — прошептала она.
— И я счастлив как никогда.
Глава восьмая
БЕГСТВО
Каждый день видеть её сияющие глаза и тихую улыбку было как праздник. Разбирая текущие дела с посадником Ананием и боярами, Александр почти не вслушивался в их рассуждения, сразу соглашаясь со всем, что они предлагали. И торопился домой, чтобы заключить в объятия Вассу и остаться с ней наедине. Раньше с ним такого не приключалось.
— Как будто тебя колдовским зельем опоили, княже, — рассмеялся Шешуня, вытребовав наконец-то свидание с ним. — Третий день с тобой перемолвиться не могу. А дело неотложное!
— Что там стряслось? — рассеянно спросил Ярославич.
— Ты хоть помнишь, кто у нас ныне великий князь? — усмехнулся таинник.
— Хватит шутковать, я ещё в своём уме!
— А коли так, послушай. Даниил Галицкий приезжал к своему зятю и пробыл у него неделю. Они охотились, пировали, а среди близких слуг Андрея есть и мой таинник, Прохора помните, ваша светлость, я его в Орде перекупил. Так вот он и донёс, что князья хоть и охотились, но глаголили о вещах весьма серьёзных. Они толковали о совместных боевых походах против Батыя и о союзе с папой Иннокентием. Как передал Прохор, князь Даниил то ли уже принял католичество, то ли собирается в латинскую веру оборотиться, а папа римский уже ему прислал королевскую корону. И Даниил торопил зятя, чтобы тот окрутил митрополита и духовных отцов, дабы те начали вести проповеди в защиту латинянской ереси...
Александр мгновенно переменился в лице, и от былой рассеянности не осталось и следа.
— Заходил разговор и о тебе, княже, — продолжил Шешуня и вздохнул. — Андрей пересказал твои угрозы, и Даниил сильно обеспокоился, дал знак князю, и они отъехали в сторону, запретив слугам приближаться. Поэтому таинник ничего не слышал, но я не исключаю, что твои родичи говорили и о том, как тебя извести, чтоб не порушил их умыслы.
Александр помрачнел.
— Я его предупреждал! — набычившись, угрожающе произнёс он. — И заставлю мне покориться!
— Войной пойдёшь, как твой отец ходил? — усмехнулся таинник. — Уподобишься Батыю, приступом Владимир брать будешь? И какую славу тем обретёшь?
— А что делать? Ждать прихода папистов, чтобы те превратили наши храмы и монастыри в Содомы, как это происходит в Риме, Флоренции и по всей Европе?
— Не торопись, княже, придумаем что-нибудь не столь тягостное. На то нам голова и дадена!
Однако на следующий день из Киева приехал митрополит Кирилл, обеспокоенный долгим отсутствием князя. Его сопровождал ростовский епископ Кирилл, почитавший Александра как великого воина. Митрополит ранее поддерживал князя Галицкого, и Ярославич был удивлён его неожиданным появлением.
— Я ведаю о переписке папы Иннокентия с Даниилом и предательских умыслах последнего, — с грустью говорил митрополит. — Я всячески пытался разубедить князя, но всё безуспешно, потому я и покинул его.
— На тебя вся надёжа, Александр Ярославич! — пробасил Кирилл ростовский. — Все пастыри наши вопиют о том, что может случиться, если и твой брат Андрей поддастся на уговоры Романовича. А известия, что доходят до меня из Владимира, совсем не утешительные...
— Я ведаю о заговоре брата с Даниилом, святые отцы, и, поверьте, так сего не оставлю, не дам веру и церковь нашу в обиду! — заявил новгородский князь, успокоив иерархов.
Не успели оба Кирилла уехать, как взбунтовался Василий, надерзил мачехе, Ярославич тут же вскипел, и они сошлись, как два петуха, да едва не подрались. После этой ссоры отец решил отселить сына, возвести ему рядом свой терем. Собрал помочь. Вся дружина пришла строить хоромину, и за два дня подняли её до третьего этажа. Александр стелил уже крышу, когда задул холодный ветер, пошёл снег, а он взмок, и его просквозило. Надо было вылежаться, а он ещё несколько дней перемогался на ногах и лишь сердито отмахивался, когда Васса и лекари укладывали его в постель. Князь торопился достроить сыновьи хоромы. А как только вбил последний гвоздь, тут же свалился.
Князя охватил такой жар, что к нему нельзя было прикоснуться. Он впал в забытье, никого не узнавал и призывал к себе только Вассу, хватал её за руку и на мгновение успокаивался. Лекари беспомощно разводили руками, не в силах унять жар и лихоманку. Князя соборовали, предвидя худшее. Дети плакали. Проливали слёзы и новгородцы, ночи простаивая у дома Александра и каждый час выспрашивая у слуг, что с ним.