Ахмат жил уединённо. В последний год душа его почти не покидала тело, а потеря этого дара, остроты внутреннего зрения уравняла провидца с остальными придворными астрологами и прорицателями. Сартак бухарским пророком не интересовался, у него были свои звездочёты и волхвы, дерзкие и молодые, которым он горячо верил. Глупое безделье утомляло ещё больше. Годы жизни его стремительно шли к закату, Лейла ждала Ахмата, являлась в снах, и он сам желал с ней соединиться.
Воцарение Сартака перемен не принесло. Прорицателю приносили хорошую еду, меняли халаты и нижние рубашки, ему оставили и двух слуг, ухаживавших за ним. То был приказ Батыя. Как-то, ещё будучи в здравой памяти, он сказал сыну:
— Ахмата не трогай. Он сделал столько для моего великого деда и для меня, что заслужил покой.
И Сартак об этом не забывал.
В один из тёплых августовских дней к Александру, второй месяц гостившему у Сартака и не получавшему разрешения уехать домой, подошёл юноша и, поклонившись, попросил следовать за ним. Традицию держать князей в Орде по нескольку месяцев ввёл ещё Батый по совету Ахмата.
— Надо, чтоб покорённые Ордой князья дышали вместе с тобой одним воздухом, — сказал оракул. — Пусть едят твою пищу, пьют твой кумыс и вино, едят твой хлеб, спят на твоих циновках. Через всё это они будут впитывать твой дух и медленно покоряться тебе. Больше ничего не надо делать.
И Сартак не нарушал отцовских обычаев.
Молодой слуга ввёл русского князя в юрту и молчаливым жестом указал на войлочный коврик, расстеленный перед низеньким столиком. И тут же исчез. Ярославич огляделся: в юрте никого не было. Он помыслил, что Сартак вознамерился переговорить с ним наедине, потому и пригласил сюда, а не в ханский шатёр. Однако не успел он об этом подумать, как напротив него возник старый Ахмат. Князь мог поклясться, что тот выткался из воздуха, ибо мгновение назад юрта пустовала, как и на столе ничего не было, теперь же стояло вино в глиняном кувшине, а на подносе желтел сыр с лепёшками. Оракул сам наполнил кубки и приветливо взглянул на гостя.
— Это греческое сладкое вино, ты его любишь, — сказал хозяин. — И мне оно глянется.
Он поднял кубок, и Александр, пригубив вино, невольно качнул головой: душистое и сладкое.
Невский уже знал, что Андрей сбежал из Владимира, а в стычке с татаро-монгольской ратью его дружина была рассеяна. Больше никаких сведений о нём он не имел.
— Андрей ныне у свеев потчуется. Жену оставил в Ревеле, а сам приехал наниматься воеводой к ярлу Биргеру, тебе небезызвестному...
От этого сообщения новгородский князь невольно поднялся на ноги.
— Это ложь! Мы хоть и не дружны, но такой измены мой брат совершить не мог! — воскликнул он.
— Сей встречей я не преследую тайных целей повлиять на вас. Просто... — Ахмат вспомнил об отце Гийоме и его друзьях, которых он отправил на костёр и вина перед коими с годами разрасталась в его душе и не давала покоя.
Он знал, что Гийом делал всё, чтобы защитить Александра, и теперь, призвав новгородца, хотел хоть в малом помочь ему, высказав свои предостережения, и этим облегчить собственные муки совести. Однако была и ещё одна причина, для чего оракул и выставил вино, желая, чтоб князь снял тревогу с сердца и успокоился.
Ярославич сел на место, потрясённый вестью о брате.
— Это не самая страшная новость, князь...
— Ты оракул?
Ахмат кивнул.
— И умеешь предсказывать будущее?
Светло-кофейные глаза провидца заблестели: он вдруг ясно увидел всю последующую судьбу новгородца в ярких картинках и готов был пересказать её, но Александр неожиданно заявил:
— Я не хочу знать всё наперёд. Ни к чему это и противно моей вере.
— Наверное, ты прав, — подумав, согласился провидец.
— Скажи только одно, великий звездочёт: когда я уеду отсюда? — спросил князь.
— Через два дня, — ласково промолвил прорицатель.
Чистота помыслов русича, их обнажённость, богатая чувственная мощь привлекали Ахмата. Используя его сильное духовное поле, он хотел вызнать и свои тайны, каковые его волновали, ибо последнюю неделю провидец видел дурные сны, и даже Лейла о чём-то предостерегала его. Должно было случиться что-то страшное и непредсказуемое.