Разрыв между дружиной Даниила, летевшей впереди, и его ратью составлял не более пяти вёрст, когда его догнал половецкий воевода Ярун.
— Поезжай вперёд за моим зятем Даниилом Волынским, догони его и будь ему в помощь! — приказал Яруну Мстислав. И они помчались вперёд.
Романович, князь киевский, растягивая привалы, заметно поотстал и находился ещё на берегах Калки. Они договорились, что он будет ждать известий от Мстислава и по сигналу сразу же выступит.
Туман рассеивался. Сверху всё настырнее пробивалось жаркое солнце, стало парить, и галицкий князь, не проехав и полверсты, взмок. Он остановился, снял короткий кафтан и надел доспехи прямо на рубашку. Лихо поиграл топориком, видя, с каким восхищением за ним наблюдает пятнадцатилетний боярский сын из Галича Олег. Его отец перед самым выступлением дружины упал с лошади и сломал ногу, вместо себя отправил первенца, попросив князя присмотреть за ним.
Слуга принёс князю в туесе умыться. Мстислав снял шлем, плеснул на лицо, окатил голову холодной водой, вскочил на коня, приказав трубить сбор. Дружина не успела проехать и полверсты, как примчался гонец от Даниила. Он был так напуган, что долго не мог выговорить ни слова.
— Там... монголы... их целые тьмы... — растерянно пробормотал он.
Мстислав даже расспрашивать гонца не стал, приказал дружинникам нестись вперёд. Впопыхах князь позабыл о киевском Романовиче, забыл послать гонца, чтобы тот предупредил его и Мстислава Черниговского о начале боя, он сам рвался вперёд, горя стяжать ратные лавры. Он понимал: счёт его подвигам подходит к концу и битва с монголами, быть может, последняя. Он должен её выиграть. Надо поставить победную точку и облегчить труд летописцев.
Но когда он выскочил на гребень равнины, где уже шла битва, взглянул на чёрные рати противника, заслонявшие собой весь горизонт, сердце его впервые дрогнуло. Никогда ещё он не видел столь несметные полчища неприятеля.
— Вперёд, други и братья мои! Разгромим вражью нечисть! И Бог нам поможет! — воскликнул князь и повёл дружинников в бой.
И он дрался как лев, размахивая топориком, направляя его в незащищённые места, прорези шлема, разя и опрокидывая низкорослых монголов, сам увёртываясь от ударов и прорубая понемногу солидную брешь в рядах неприятеля. Но монголов было раз в десять больше, и они тоже умели хорошо сражаться.
Первой дрогнула половецкая дружина хана Котяна, выступившая против Субэдея и Чжебе вместе с русскими князьями. Половцы не выдержали натиска и бросились бежать. Часть отрядов Чингисхана начала их преследовать, зато остальные, как саранча, накинулись на Даниила и Мстислава, которые дрались на разных флангах. Молодого Даниила Галицкого ранили в грудь, и князь был вынужден также отступить.
Убегая, половцы врезались в рати Мстислава Киевского, смяв их порядки, но монголы, следовавшие за ними, словно натолкнулись на каменную стену, и были вынуждены остановиться. Сам Романович, воспользовавшись передышкой, укрепился на каменистой горе, окружив себя двумя рядами острых кольев, преодолеть которые не могли ни лошади, ни пешие лучники. Раздосадованные таким непокорством, воины Чингисхана даже перестали преследовать Мстислава Удалого, обратив весь свой гнев на киевского князя.
Три дня и три ночи не прекращались атаки на дружину Романовича, но безуспешно. Русские ратники стояли столь храбро и мужественно, что степняки изумились, не в силах сломить их сопротивление. Отчаявшись, прибегли к хитрости. Ещё раньше под угрозой силы они набрали дружину бродников — русичей, живших отдельно по берегам Днепра и мелких речушек, поставив воеводой рыбака Плоскиню, хитроумного, хорошо знавшего окрестные места. Плоскиня с белым флагом заявился к киевлянам и объявил, что кочевники не хотят больше воевать, а готовы, взяв выкуп с дружинников, отпустить их с миром по домам.
Помнил старый князь о коварстве монголов, не хотел верить их сладким обещаниям. Но у осадников подходили к концу запасы воды и хлеба, ещё два дня они с грехом пополам продержатся, а там, ослабев телом, не устоят. Да и Плоскиня божился, трижды крест клал на себя, уверяя, что сдержит дикий ворог своё слово. Куда деваться, невелика надежда, но и за ту схватишься.
Поверили монголам. Собрали все деньги, какие были, отдали степнякам, сложили оружие и стали спускаться с горы. Едва последний ратник миновал ограждение из кольев, как цепные псы Темучина набросились на безоружных и всех саблями покромсали. А на израненных князей да воевод положили доски и начали пировать. Сидели, пили крепкий мёд да притопывали, а слыша предсмертные стоны героев, взрывались ликованием. Не один час шло застолье, как вдруг снизу послышался голос киевского князя, затянул он старую подорожную песню, какую пели всей дружиною, отправляясь в поход. И на его хриплый, басовитый голос отозвались ещё несколько ратников, в ком жизнь не угасла. Да столь мощно зазвучал этот гимн, что кочевники оцепенели. А опомнившись, бросились было добивать несчастных, но Субэдей остановил воинов. С мрачным лицом дослушал песнь до конца. И больше ни звука не донеслось снизу. Не испытывал радости цепной пёс Чингисхана, оставив на Калке больше трети своих воинов. Знал: Темучин расстроится. За весь азиатский поход они потеряли в четыре раза меньше.