— Нет. Я никого сильнее не любил в своей жизни, — сказал он по-немецки, но она всё поняла и прижалась к нему. — Мне плевать, сколько я ещё проживу. Правда, правда! Мне плевать. Лишь ты была рядом, твоё тело...
Он, как собака, лизнул её в бедро. Она рассмеялась. Он несильно укусил её.
— Мало кто в мире понимает, что жизнь по сравнению с таким блаженством, как ты, просто ничтожна. Ты и есть рай, а другого не надо...
На следующий день магистр, воодушевлённый тем, что произошло, вызвал Корфеля.
— Начинайте собирать наши хоругви, барон, — жёстким голосом распорядился он. — Мы пойдём на Русь. Я не потерплю, чтобы ватага разбойников грабила наши торговые караваны. Мы огнём и мечом заставим северных славян уважать нас! Кто ныне начальствует в Новгороде?
— Призван был князь Михаил Черниговский, но он отъехал в свою вотчину. Новгородцы снова призвали Ярослава, третьего из Всеволодовичей.
— Этого самонадеянного гусака, который Ревель был взять не в силах! — обрадовался Волквин. — Тем лучше для нас. Три дня вам хватит на подготовку?
— Вполне, но...
— Что «но»?! — не понял Волквин.
— Наши астрологи не советуют выступать нам в это время. А вот через полгода...
— Пошлите к чёрту ваших мудрецов! — перебил барона епископ.
Корфель поклонился и двинулся к двери.
— Подождите! — остановил его великий магистр. — Не стоит дразнить колдунов, поэтому нашими основными силами станут литовцы, а им в помощь мы возьмём лишь одну нашу хоругвь. Через три дня выступаем. С Богом!
Александр прибыл под Усвяты в лагерь отца вместе с Шешуней уже под вечер. Ярослав звал к себе старшего, Феодора, но тот натёр с вечера речным песком щёки, и наутро они пылали, как угли. Княгиня уложила сына в постель, призвала лекарей, а поехать вызвался младший Ярославич. Ему шёл седьмой год. Он уже хорошо держался в седле, владел мечом и луком, не только не уступая брату, но по ловкости и сноровке превосходя его. Ярослав хоть и сам всё увидел, когда вернулся на княжение в вольную республику, но сердце его по-прежнему тянулось к первенцу. Он ласково и долго бранил старшего, подсказывая, где тот запаздывает и как надо держать щит, под каким углом, на младшего же бросил рассеянный взгляд и кивнул его пестуну Якиму:
— С щитом да топориком натаскал, а меч как дубину держит. Сейчас редко кто с топором на бой выходит. Меч длиннее, размашистей. И с пикой ударов побольше!
Весть о вторжении литовцев застала Ярослава в Переяславле, и он не мешкая выступил на соединение с дружинами князей псковского и торопецкого, приказав новгородцам собирать свою рать и идти к нему. Пока вольные жители ещё только собирались, Шешуня, помня наказ князя, взял вместо Феодора Александра, несколько слуг и отправился в лагерь Всеволодовича.
Шли настороже: Усвятка-река змеистая, кто знает, где расположились крестоносцы. И уже, завидев с угора переяславские шатры с зелёно-синими щитками, а до них оставалось вёрст шесть, Шешуня от радости хотел было пустить коня в галоп, но княжич его схватил за луку седла и молча показал на опушку леса. Таинник поначалу там никого не приметил, но, вглядевшись попристальнее, увидел лошадиные морды, торчащие из ельника, а ещё через мгновение и немецкие шлемы. Вражеский дозор наблюдал за тем, кто подходит к русскому лагерю, а, увидев пять конников да мальчишку в кафтанчике из дорогого сукна и в сафьяновых сапожках, могли сразу бы смекнуть, кого везут, атаковать да взять в плен. Потому пришлось непрошеных гостей крюком объезжать.
— Что же наши-то дозорные спят? — недовольно проговорил Александр. — Этак целую хоругвь можно в тыл завести...
Шешуня ничего не ответил. За то время, что он находился рядом с обоими Ярославичами, он сразу же выделил младшего: смекалист, ловок, не по годам умён и рассудителен. Недаром эти колдуны-монахи вокруг него роем вьются. Что-то нашёптывают, рассказывают, в воздухе руками размахивают, точно круги рисуют, а этот вершок их внимательно слушает, поддакивает, что-то переспрашивает. Шешуня как-то приблизился к ним, и они вмиг замолчали. И это было подозрительно.
Ярослав, узрев в походном шатре младшего сына, тотчас нахмурился.
— Не ко времени ты, Шешуня, привёз его, — вздохнул князь.
Таинник открыл рот, чтобы оправдаться, но полководец тут же перебил его:
— Я всё помню, но литовцев, как сказывают наши лазутчики, около семи тысяч, в наших же трёх дружинах меньше пяти. Да чего там: четыре, не больше! Где наши новгородцы?!
— Дня через два будут, не раньше...