Великий хан с улыбкой выслушал страшный приговор и даже поблагодарил астролога. Слуга внёс тугой кошель с золотыми монетами и протянул оракулу.
— Я за такие вести денег не беру, — проговорил тот.
Темучин помедлил и дал знак слуге удалиться.
Неделю назад умер сын Джучи, наследник правителя, владевший самым большим улусом, центр которого находился на реке Яик. Все земли от Яика на север и запад, весь Урал, Волга и Русь были отданы ему.
— Сколько на запад ни возьмёшь, всё твоё, — сказал ему отец.
— Как я возьму Русь, если ты её не взял, — с обидой ответил Джучи.
— Она станет наша, — твёрдо вымолвил Чингисхан. — Все братья тебе в том помогут.
И вдруг Джучи умер. И никто из пророков, состоявших при дворе хана, его не предупредил.
— Почему ты не сказал мне о том? — вызвав к себе Ахмата, спросил он.
— Хорезмшах бухарский отрубал столь дерзким прорицателям головы, а кому хочется её лишиться таким способом?.. Думаю, и ваши провидцы боялись того же.
— Отчего он умер?
— Я не лекарь, ваша милость... — начал было оракул, но Темучин его перебил:
— Это из-за моего гнева в Бухаре?
Лицо Чингисхана, похожее на застывшую маску, на мгновение дрогнуло. Ахмат знал, что то избиение в Бухаре роковым образом ускорило раннюю смерть наследника, но у него язык не повернулся сказать властителю правду.
— Нет, это случилось раньше, при падении с лошади...
— Я помню, он мне рассказывал...
Темучин нагнулся, взял с маленького столика пиалу с кумысом и сделал несколько глотков. Потом прикрыл глаза. Напряжение спало, и на великого хана сразу навалилась усталость. Ахмат подумал: скажи он властителю правду, тот бы с ней не справился. А значит, и ему бы её не простил. Скорее всего.
— О чём ты думаешь? — хриплым голосом спросил Чингисхан.
Ахмат вздрогнул.
— Я вижу, утомил вас...
Взгляд правителя ожёг прорицателя: он не терпел тонкой лести, каковую можно было бы истолковать двояко.
— Через два месяца отдохну, — без всякого намёка на шутливость вымолвил властитель.
Не прошло и двух дней, как правитель назначил новым владельцем улуса на Яике своего внука Батыя: Чингисхан спешил закончить земные дела.
— Ты обещал мне уничтожить тех волхвов, каковые приложили руку к рождению моего главного недруга, как его зовут?..
— Александр... — насторожившись, произнёс Ахмат, не припоминая, когда он успел пообещать степному царю столь невероятное. Он сам думал об этом, ибо совсем случайно сумел настроиться на волну одного из византийцев.
— И имя выбрали подходящее... — властитель на мгновение задумался. — Какой из его сыновей станет злейшим врагом моего рода?
— Младший, Даниил.
— А сколько ему сейчас?
— Даниил ещё не родился...
— Меня интересует Александр!
— Ему шесть лет.
Темучин допил кумыс, вытер усы, бросил пристальный взгляд на оракула.
— А его никак нельзя... — великий хан умолк, понимая, что подобные желания нельзя произносить вслух, их могут не только услышать, но злую силу этих слов легко обернуть против говорящего. — Я тоже времени не терял и кое-кого уже послал из своих людишек в Новый город, но от них пока никаких вестей... Они сами из русичей, и большой надежды я не питаю...
— Княжич под надёжной защитой, мой господин, — твёрдо ответил Ахмат. — Волхвы перекрыли пространство, я уже пробовал...
— Тогда они сами должны умереть! — не принимая возражений, распорядился Чингисхан. — Ты обещал мне.
— Я обещал попробовать, мой повелитель, — растерянно пробормотал Ахмат. — Мне не доводилось раньше заниматься такими превращениями...
— Я бы хотел узнать об этом, будучи ещё живым, — не дав договорить оракулу и не сводя с него глаз, вымолвил монгол. — Если ты не хочешь, чтобы мы вместе переступили земную черту.
За два месяца перед смертью обычно тёмное, точно выжженное солнцем лицо властителя вдруг стало светлеть, приобретая молочно-глиняный оттенок, и на этом фоне неожиданно ярко проявились тёмно-зелёные рысьи глаза хана. Лейла первой обратила на них внимание.
— Я всегда думала, что они у тебя чёрные как ночь, а они тёмно-зелёные, как подгоревший на огне листок розы, — удивилась она.
С ним вдруг случилось то, о чём он и помыслить не мог: великий хан влюбился, прилепившись всем сердцем к юной пленнице, оценил красоту её смуглого тела и тонкую понимающую душу. Она легко прочитывала каждый жест и взгляд правителя, безропотно выполняла все его прихоти. Было решено на Совете идти войной против тангутов, и он повёз её с собой, объявив сестрой Ахмата, к которому частенько заглядывал послушать его пророчества. Чингисхан переменился и душой: стал мягче, терпимей к чужим рассуждениям, и глаза Лейлы, когда он уходил, всё чаще увлажнялись.