Он вернулся в юрту, разжёг огонь, съел засохший кусок лепёшки, размочив его в воде. Отблеск пляшущего огня выхватил зелёную шёлковую рубашку Лейлы, и сердце оракула сжалось. Он вспомнил принцессу, её гибкое прохладное тело, сладость которого он так и не вкусил, и слёзы выступили у него глазах.
Глава одиннадцатая
МЛАДШАЯ КНЯГИНЯ
Всё закрутилось от нового безумства Ярослава. Он вдруг решил, что Псков, младший брат Новгорода, давно жаждет попасть под его княжескую руку. Набрав подарков, он поехал к псковитянам, видя себя уже обласканным, в княжеском кресле, но псковитяне, наслышанные о его непостоянстве и диком нраве, отказались их принимать и даже вести переговоры о воцарении Всеволодовича в своём граде. Тот разгневанный вернулся несолоно хлебавши, созвал новгородцев на вече, объявив всем, что его достоинство посрамлено, и он обязан отомстить, а потому требует спешно собирать дружину, дабы наказать строптивых псковитян, а сам в тот же день отправился за своими переяславцами.
Но из этой затеи ничего не вышло: новгородцы идти на псковичей отказались, а последние, едва князь подошёл к городу, готовы были стоять насмерть. Обозлённый Ярослав, покрутившись в чистом поле, не отважился с малой переяславской дружиной штурмовать хорошо укреплённую крепость и откатился назад, перекрыв строптивым младшим братьям все торговые пути. Но и на это терпения хватило ненадолго. Оставив сыновей княжить в Новгороде, он опять уехал в Переяславль, дабы начать поход против мордовского правителя Пургаса.
Рассказы о несметных богатствах царя приволжских дикарей — пушнина, золото, кони, самоцветы — сделали своё дело: гордый Псков и самодовольный Новгород были тотчас забыты. Выступили через день, через два дня и две ночи переяславцы и несколько знамён, посланных братом Георгием, оказались на берегу Волги, а ещё через неделю дружина вышла на всхолмье, внизу которого простиралась огромная долина. Обилие шатров, сопровождаемых огоньками сторожевых костров, рисовало привольную картину мордовского царства. Ярослав приказал дружинникам взять в кольцо долину, и, когда взошло солнце, рассеяв приречный туман, изумлённые мордвины увидели несметную рать, взирающую на них со всех холмов. На самом же деле дружинники выстроились лишь в одну цепь, воткнув позади себя значки, копья и знамёна, что создавало ощущение вторых и третьих шеренг.
Пургас немедленно запросил мира. Приказал готовить пир, желая задобрить незваных гостей, но на первую встречу осторожный Всеволодович сам не поехал, послал ближних воевод, чтоб они вызнали настроение правителя да разведали, чем царь мордвы готов откупаться перед русичами.
К полудню послы возвратились навеселе, обласканные вниманием властителя и его подарками, которые он послал русскому полководцу. Подарки воеводы привезли странные: два небольших туеса с земляникой и голубикой, самотканый жёлто-голубой ковёр с затейливым непонятным рисунком да плётку с резным кнутовищем.
— Что сие значит? — спросил Ярослав, пытаясь разгадать тайный смысл привезённых даров. — Мол, приди, ягод наших отведай, а мы тебя кнутом угостим?
Князь бросил хмурый взгляд на ратных заводил, чьи щёки и носы заметно раскраснелись.
— Просил царёк мордовский самого тебя пожаловать, Ярослав Всеволодович! — кланяясь, промолвил один из них. — Не взыщи, что пригубили по бражной чаше, однако сам ведаешь, если б отказались, сие означало бы: не с миром, а с бранью пришли. Князь Пургас готов нас отблагодарить, лишь бы звон наших мечей не слышать, но просит тебя самого приехать да о том наедине поговорить. Ждёт к обеду, сказал. При нас велел молодых барашков свежевать да лучшие яства подавать на стол...
Князь задумался. Литам да крестоносцам, с кем частенько брани затеваются, палец в рот не клади, откусят, а тут и вовсе дикий народец, и идти к ним в гости, всё равно что в пасть дракона свою голову класть. Можно, конечно, Пургаса этого к себе в шатёр пригласить да обо всём сторговаться, но этим Ярослав, сам того не желая, выкажет лишь неуверенность да страх перед мордовским царьком, а уж этому не бывать! Да и угощать коварного мордвина ему нечем. Всеволодович рассчитывал только на победу, а потому велел и еды брать на неделю.
— Неси умыться! — бросил он Памфилу.
Князь скинул доспехи, омыл тело, надел новую жёлтую рубаху, расчесал чёрную курчавую бороду, в которой уже проскакивали седые блестки.