- Что именно? - поинтересовался Игорь.
- Смерть воды и огня, - внезапно проговорил почтенный Акличаг. Это было так неожиданно, что мы с Игорем чуть не подскочили. Поскольку Акличаг за все это время не шелохнулся и не издал ни звука, мы невольно начали относиться к нему как к предмету мебели, хотя и понимали умом, что главный в этой парочке - он.
- Хм, - Игорь малость растерялся, но быстро пришел в себя. - Я так понимаю, эта фраза означает нечто важное. Что?
- Акличаг хочет сказать, что, по его убеждению, он связан с этим человеком больше, чем кажется на первый взгляд, - объяснил Студнев. - И дело не только в том, что нам одновременно отказали в итальянских визах, и мы пошли из консульства бок о бок, несолоно хлебавши. Я не буду сейчас распространяться о том, какое значение в шаманизме имеет огонь - по понятиям шаманов, высшая из всех стихий. Провести ножом над огнем, как бы отрубая ему голову - это осквернение огня. Ну, а вода, заливающая огонь и погибающая вместе с ним... Тут много всяких интересных смыслов возникает. Поэтому мы с Акличагом так запомнили ответ нашего нового знакомого, по каким делам он оказался в Лондоне и почему ему надо в Италию. Он улыбнулся, застенчивой такой профессорской улыбкой, он вообще был вылитый профессор, почти анекдотический типаж, и проговорил: "Ну, можно сказать, мне надо разобраться с Огненной проповедью... и со смертью воды и огня".
- Занятная фразочка... - вздохнул Игорь. - И тогда же он сказал вам, что тоже выехал через фонд Дурманова?
- Да, - кивнул Студнев. - Он упомянул, что "Культура без границ" взяла на себя все хлопоты по оформлению его выезда в Оксфорд, куда он был приглашен. Сказал, что, надеется, по возвращении в Москву фонд поможет ему и с выездом в Италию, так что он не особенно расстраивается, что не получается прыгнуть в Италию прямиком из Лондона. Поинтересовался, какую область культуры мы представляем. Я объяснил в двух словах, а он, человек воспитанный и, видимо, привыкший к неожиданностям, не стал делать большие глаза и вообще смотреть на нас как на психов. И, вообще, оказалось, о шаманизме он знал достаточно, потому что спросил: "Так вы, надо полагать, знаете все о таинствах стихии огня - в шаманстве, высшей стихии? И о её взаимоотношениях со стихией воды?" Я ответил утвердительно - за Акличага ответил, естественно. "Это очень хорошо, - сказал он. - Если вы не против, я хотел бы связаться с вами в Москве - здесь я берегу каждую минуту, а в Москве будет время порасспрашивать вас... пока я вам не надоем. Видите ли, меня интересует, как шаманы понимают одну проблему." - "Какую?" - спросил я. "Проблему взаимной смерти воды и огня, - ответил он. - И некоторые точки пересечения, которые имеются в мировоззрении шаманов с Огненной проповедью Будды". Мы поняли, что перед нами человек образованный и весьма сведущий в восточных культурах и верованиях, и я набрался смелости спросить: "А ваша поездка в Италию - она как-то связана с вашими исследованиями?" - "Можно считать, что да, - ответил он. - Тут смешиваются и личные, и научные мотивы..." - и закончил ответ этой странной фразой про то, что ему надо разобраться с Огненной проповедью и со смертью воды и огня. Меня, конечно, одолевало любопытство, почему для этого ему надо ехать в Италию - да он ещё упомянул, что для него тут и личные мотивы примешиваются, и, возможно, подумалось мне, он тоже хочет посетить симпозиум по шаманизму - но я не решился спрашивать. Тем более, этот человек очевидно спешил. Он оставил нам свой московский телефон и умчался, довольно-таки смешной журавлиной походкой. Очень просил звонить, когда мы будем в Москве.
- То есть, его имя вы знаете? - осведомился Игорь.
- Да. Его зовут Родион Романович Черемшин.
Мы с Игорем переглянулись. Филологи по образованию, мы отлично знали имя профессора Черемшина - одного из крупнейших специалистов по английской литературе. Его коньком была английская поэзия и философия культуры двадцатого века - по этому предмету он читал просто блестящие лекции, это мы могли засвидетельствовать, потому что из интереса побывали на одной из них. Ведь для нас, германистов, все связанное с англоязычной литературой не было обязательными дисциплинами. И хотя это произошло кучу лет назад, и многое из того, что говорил профессор, забылось, да и его облик вспоминался несколько смутно, но общее впечатление чего-то блестящего - будто перед глазами разрывается ослепительный разноцветный фейерверк - запомнилось нам очень крепко. Черемшин действительно был почти профессором из анекдотов, жил одиноко и скромно, был предан своей науке, ходил в потертом пальто, мир воспринимал через призму творчества своих любимых поэтов... Нам рассказывали, что в последние годы, годы инфляции и общего обвала, он несколько раз наивно удивлялся вслух, почему раньше на свою профессорскую зарплату он каждое лето без напряга ездил отдыхать в Ялту или Юрмалу, в самые лучшие пансионаты и санатории, а теперь даже путевку в Подмосковье не может купить, а то еще, когда его "поддержали" льготной путевкой в Крым от Дома Ученых, он совсем запутался с визами, которые нужны для поездки на Украину... Словом, если его и интересовало шаманство и "смерть воды и огня", то лишь по касательной к его собственным научным интересам - мы даже догадывались к каким. И эти интересы не имели ничего общего с тем смыслом, которые вкладывали в заковыристую фразу Студнев и Акличаг. Хотя, конечно, любопытно было бы выяснить, что за смесь личных и научных интересов подталкивала чудаковатого Черемшина в Италию.
- Понятно... - неопределенно кивнул Игорь. - И что потом?
- А потом профессор отказался с нами встречаться! - провозгласил Студнев. - Причем отказался очень странно. Я бы сказал, резко и даже грубо. Понимаете, мы позвонили ему, напомнили, кто мы такие, и сказали, что мы в полном его распоряжении, а он... Он заявил, что нам следует забыть его телефон, что он рекомендует нам избегать встречи с ним, так же, как он сейчас избегает встречи практически со всеми людьми, потому что хочет спокойно уехать в Италию. Я предложил - как всегда, все переговоры вел я что мы можем встретиться в Италии, если он, как и мы, отправляется в Верону. Он немного отошел, извинился за первоначальную резкость, а потом сказал: "Видите ли, я не знаю, насколько вам можно доверять, ведь мы почти не знакомы, но все-таки скажу. После поездки в Англию мои дела сложились так, что мне, я боюсь, угрожает постоянная опасность, и я не хотел бы случайно вовлечь вас - как и любых других людей - в круг этой опасности. Возможно, это всего лишь нелепые стариковские страхи, но, честное слово, я предпочел бы встретиться с вами - если наша встреча вообще состоится после поездки в Италию, когда мои дела так или иначе утрясутся. Извините, что не могу рассказать вам больше." Это было уже больше похоже на того Родиона Романовича, с которым мы мимолетно познакомились в итальянском консульстве, и я спросил: "Так вы едете в Италию? С визами все в порядке?" - "Да, - ответил он. - Дурманов обещал помочь..."
- То есть, этот разговор происходил ещё при жизни Дурманова? - перебил Игорь.
- Да. Буквально за день, за два до его смерти.
- И с тех пор вы больше не общались?
- Нет.
- И что вас, в итоге, смущает?
- Несколько вещей, - ответил Студнев. - Во-первых, страх Черемшина был вполне неподдельным. Во-вторых, то, что Дурманова убили - причем, как вы уточнили, уже ПОСЛЕ нашего разговора. Такое впечатление, что Черемшин, обратившись за помощью к Дурманову, пересекся с чем-то, очень его напугавшим - даже его, при всей его отрешенности от мира. Он говорил о том, что опасность перестанет существовать после его поездки в Италию... Как это понимать? И, в-третьих, за последние дни с нами произошло два неприятных инцидента... Того типа, которые вполне можно было бы назвать попытками покушений. Словом, Акличаг считает, и я в этом с ним согласен, что во всей этой истории надо как следует разобраться.