У меня стянуло кожу на лице. Я не отвел взгляда, но с присвистом вздохнул, чего тоже не следовало делать.
Он посмотрел мне в глаза.
— Больше чем тогда, верно?
— Ты решил себя угробить?
Он пожал плечами.
— Даже не знаю, какие из них — старые, какие — новые. — Он опустил голову и уставился на грудь.
— Пойдем, — резко произнес я.
Ястреб трижды глубоко вздохнул. С каждым вздохом (я это ясно видел) ему вес больше становилось не по себе, и наконец его пальцы потянулись к нижней пуговице.
— Зачем ты это делаешь? — Я хотел, чтобы в голосе не звучало отчаяния — и перестарался. В голосе вообще ничего не прозвучало. Унылая пустота.
Он пожал плечами, видя, что я не желаю унылой пустоты. На миг в зеленых глазах вспыхнул гнев. Этого я тоже не желал. Поэтому он сказал:
— Знаешь, человек так устроен: коснешься его — мягко, нежно, любовно — и в мозг поступает информация о прикосновении, как о чем-то приятном. А мой мозг почему-то воспринимает все наоборот…
Я покачал головой.
— Ты — Певец. Певцы должны быть не такими, как все, но…
Теперь Ястреб потряс головой. Снова в его глазах мелькнул гнев, и снова исказились черты лица, реагируя на боль — впрочем, сразу утихшую. Он опять опустил взгляд на щуплую грудь, покрытую язвами.
— Застегнись, дружище. Прости, если что не так.
— Ты в самом деле считаешь, что я связался с легавыми?
— Застегнись, — повторил я.
Он застегнулся и сказал:
— Между прочим, уже полночь.
— Ну и что?
— Эдна только что сказала мне Слово.
— Какое?
— Агат.
Я кивнул. Он застегнул воротник и спросил:
— О чем ты думаешь?
— О коровах.
— О коровах? — удивился Ястреб. — А что о них думать?
— Ты был когда-нибудь на молочной ферме?
Он отрицательно покачал головой.
— Для повышения удойности у коров заторможена жизнедеятельность. Это практически полутрупы. Они лежат в стальных ящиках, а в пищеводы по шлангам, разветвляющимся на тонкие трубки, поступает из огромного резервуара питательный раствор.
— Я видел на картинках.
— Сейчас ты сказал мне Слово, и теперь оно пойдет дальше, как питательный раствор по шлангам. О г. меня — к другим, от других — к третьим, и так — до завтрашней пол\ ними.
— Я схожу за…
— Ястреб!
Он оглянулся.
— Что?
— Насколько я понял, ты не считаешь, что я стану жертвой таинственных сил, которые любят играть с людьми в кошки-мышки. Что ж, интересно было узнать твое мнение. Но даю слово: как только я избавлюсь от этого, — я похлопал по саквояжу, — ты увидишь фокус с исчезновением, какого ни разу в жизни не видел.
Чело Ястреба прорезали две глубокие складки.
— А ты уверен, что я не видел этого фокуса?
— Если честно — не уверен. — Наконец-то я позволил себе ухмыльнуться.
Я поднял глаза на пятнышки лунного света, мелькавшие среди листвы.
Потом опустил взгляд на саквояж.
Между валунами по колено в высокой траве стоял Ястреб. На нем был серый вечерний костюм и серый свитер с высоким воротом. Лицо — будто высечено из камня.
— Мистер Кодвэйлитер-Эриксон?
Я пожал протянутую ладонь — острые мелкие косточки в дряблой коже.
— А вы, если не ошибаюсь…
— Арти.
— Арти Ястреб. — Не знаю, укрылся ли от него беглый осмотр, которому я подверг серый наряд.
Он улыбнулся.
— Да, Арти. Я приобрел это прозвище, будучи моложе нашего общего друга. Алекс сказал, что у вас есть… скажем так: вещи, которые не совсем ваши. То есть, по закону вам не принадлежащие.
Я кивнул.
— Нельзя ли взглянуть?
— А вас предупредили, что…
Его нетерпеливый жест не дал мне докончить фразу.
— Все в порядке, показывайте.
Он протянул руку, улыбаясь — точь-в-точь банковский служащий, предлагающий клиенту сделать вклад.
Я провел пальцем по краю саквояжа. «Тск», — щелкнул замок.
— Скажите, можно отвязаться от Специальных служб? — спросил я, разглядывая его бритый череп. — Похоже, они решили за мной поохотиться.
Череп приподнялся. Удивленное выражение сменилось усмешкой каменного истукана.
— Вот как, мистер Кодвэйлитер-Эриксон? — Он окинул меня изучающим взглядом. — Если это действительно так, не выпускайте из рук свои сокровища. Больше мне нечего вам посоветовать.
— Это будет не так-то просто сделать, если вы предложите за них подходящую цену.
— Надо полагать, я могу приобрести их за бесценок…
Замок снова произнес: «Тск».
— …ибо, если мы не договоримся, вам придется крепко поработать головой, чтобы уйти с товаром от Специальных служб…
— Вам, видимо, случалось разок—другой от них уходить, — предположил я.
Арти кивнул с озорной ухмылкой.
— Вероятно, вам предстоит помериться силами с самой Мод. В гаком случае, я должен надлежащим образом поздравить вас и выразить вам сочувствие. Люблю все делать надлежащим образом.
— Похоже, вы стреляный воробей. Я не заметил вас в толпе.
— Сейчас здесь две вечеринки, — сказал Арти. — Как вы думаете, куда исчезает Алекс через каждые пять минут?
Я приподнял бровь.
— Светящийся рисунок под камнями — это разноцветная мандала[8] на потолке нашего зала, — он хихикнул, — обставленного с восточной роскошью…
— …а на двери — специальный список приглашенных, — договорил за него я.
— Регина в обоих списках. И я. А еще — малыш, Эдна, Льюис, Энн…
— И мне полагается об этом знать?
— Но ведь вы пришли с человеком, внесенным в оба списка. Я подумал… — Он умолк.
Так. Выходит, я выбрал неверный путь. Что ж, опытный лицедей, играющий роль светского льва, знает, что для правдоподобия образа необходима уверенность в своем праве на ошибки.
— А как насчет того, чтобы обменять это, — я постучал по саквояжу, — на информацию?
— То есть, на способ уйти от когтей Мод? — Арти отрицательно покачал головой. — Если бы я и знал этот способ, было бы непростительной глупостью выдать его вам. Да и не следует вам так дешево отдавать свои «фамильные драгоценности». Поверьте, мой друг, — он ткнул себя в грудь большим пальцем, — вы не за того принимаете Арти Ястреба, Покажите, что у вас там.
Я снова открыл саквояж.
Некоторое время Ястреб рассматривал содержимое. Взял две вещицы, повертел перед глазами, положил на место и сунул руки в карманы.
— Даю шестьдесят тысяч. Настоящими кредитками.
— А как насчет информации?
— Поймите, я ничего вам не скажу. — Он улыбнулся. — Даже который час.
На планете Земля очень мало везучих воров. На других планетах и того меньше. Тяга к воровству — это, по сути дела, тяга к абсурду и безвкусице (иное дело — талант, он сродни поэтическому или актерскому, так сказать, божий дар шиворот-навыворот), но все же это тяга — такая же, как к порядку, власти или любви, и ее трудно преодолеть.
— Ладно, — сказал я.
В небе послышался слабый гул.
Глядя на меня с улыбкой, Арти сунул руку за лацкан пиджака и достал пригоршню кредиток, каждая достоинством в десять тысяч. Взял из горсти одну, другую, третью, четвертую…
— Эти деньги можно безо всякого риска положить в банк.
— Как вы думаете, почему Мод заинтересовалась мной?
— …пятую, шестую,
— Отлично, — сказал я.
— Может, уступите саквояж? — спросил Арти.
— Попросите у Алекса бумажный пакет. Могу, если хотите, послать их поч…
— Давайте сюда.
Гул нарастал.
Я протянул раскрытый саквояж, Арти запустил в него обе пятерни. Переложил товар в карманы пиджака и брюк. Оглянулся налево—направо, сказал: «Спасибо», повернулся и пошел прочь, унося в оттопыренных карманах вещи, которые теперь не принадлежали ему.
Я задрал голову, пытаясь разглядеть сквозь листву источник шума, затем поставил саквояж на траву и открыл потайное отделение, где хранились вещи, принадлежащие мне по праву.
Алекс протянул бокал джентльмену с отеками под глазами. Тот спросил:
— Скажите, вы не видели миссис Сайлем? А что это за шум?
В этот миг из-за деревьев появилась дородная женщина в платье из «исчезающей материи». Она визжала, вонзив сквозь вуаль в лицо растопыренные, унизанные перстнями пальцы.
8
Графический символ мироздания, характерный для многих направлений буддизма.