Когда Фургон проезжал мимо, Хамелеон поднял руку в приветственном жесте. Я счёл нужным поступить так же.
– Интересно, – пробормотал Одорф, – у нас с ними перемирие или военный союз?
Я промолчал. Хамелеоны были бойцами беспощадными и умелыми. Люди-невидимки. Сотни лет этот клан разрабатывал и оттачивал способы отвлечения внимания – чтобы противник не видел тебя вплоть до того момента, когда ему перережут глотку. На наш обоз, к примеру, хватило бы одного бойца – я имею в виду рядового члена клана. А ведь у Хамелеонов были ещё и воины. Вот только с момента последней Войны и до сих пор, насколько я знаю, вся активность серого клана была направлена на самосохранение. Так почему же они зашевелились? Скрип колес фургона… Липкие нити невидимой паутины ложатся на лицо. Храпят кони, скрипит тетива арбалета… Серый свет становится серебряным, и все предметы приобретают вдруг необычную, противоестественную глубину. Ночь. Мы движемся по покрытой высокой травой равнине, залитой ярким лунным светом. Луна висит в черном беззвездном небе. Тихо как во сне, ни облачка, ни ветерка. Мир Кланзон. Если двигаться достаточно долго, переходя из мира в мир, то примерно один из десяти окажется мертвым. Я не имею в виду земли, на которых почему-либо вообще не возникла разумная жизнь, или те, откуда население ушло по доброй воле. Таких мало. Мертвый мир – это мир, где человек уничтожил самого себя, мир-самоубийца.
Иногда, когда на меня находит хандра, мне представляется, что все люди, сколько бы их ни было на свете, упрямо стремятся покончить с собой. В разных местах это происходит по-разному. Иногда – хотя и не очень часто – это война. За идеалы или за земли или за то и другое вместе, а в результате идеалы теряются в веках, а земли становятся безлюдными.
Чаще же бывает так, что истощаются ресурсы, уходят под воду или превращаются в пустыню плодородные поля, с которых брали больше, чем они могли дать.
Были и места, которые стали полем боя жителей других миров. Десять лет назад я был на такой планете, и отнюдь не как проповедник мира и братства, так что, как бы я не философствовал, не следует считать меня сторонним наблюдателем. Впрочем, Кланзон, видимо, пустовал давно. Вокруг была только степь, жутковатая степь, в которой росла, кажется, трава всего одного вида, но ни скелетов, ни развалин я не видел. И прекрасно. Затем раздался дробный топот, и мимо, совершенно не скрываясь, проскакал отряд Хамелеонов. На нас они не обратили ни малейшего внимания.
– Они в походной форме, – заметил Одорф, – не в боевой.
– Ну и хорошо, – отозвался я. – Только имей в виду – тебе не приходилось видеть их в бою, а я как-то… Хамелеон и в походной форме стоит десяти наших.
Одорф что-то пробурчал в ответ.
Равнина была совершенно плоской, и все-таки лагерь я проглядел. Безусловно, это поработал серый клан – ярко освещенный цветом костров и факелов палаточный городок был со стороны абсолютно незаметен. Он словно возник вдруг из лунного света, вместе с тремя пешими воинами. Они вгляделись – и отступили, пропуская караван.
Я осмотрелся. Здесь были, в основном, торговцы. Десятка три Хамелеонов держались поодаль. Судя по всему, мы прибыли в числе последних.
Меня тронули за плечо: Обернувшись, я увидел Бигольби, веселого и взъерошенного, как всегда.
– Здесь Шант, – весело сообщил он.
«Шант? – подумал я. – Очень даже…» – Шант был неофициальным главой всех торговцев.
– Будут большие дела, – Бигольби подмигнул.
– Дела… – скептически произнес я, и в этот момент ударил гонг сбора.
Шант ничуть не изменился за те годы, что и его не видел. Худощавый и совершенно седой старик. Торговый гений. Он был краток.
– Будут говорить Хамелеоны, – произнес он.
Дворяне духа… Ну, послушаем…
Одни из одетых в серое сделал шаг вперед и заговорил, непривычно глотая окончания слов. Суть его выступления сводилась к следующему. Два дня назад воин Хамелеонов, носящий имя Лин, сумел бежать из плена. Находился он, кстати, в плену у черного клана. Было это странно, особенно если вспомнить, что серые и черный уже не раз клялись друг другу в вечной дружбе.
Сбежал Лин не один, а прихватив с собой кого-то еще, видимо, тоже пленника. И вот пропал. Браслет его при бегстве вышел из строя, так что засечь беглеца Хамелеоны не могут. Здесь оратор намекнул на ценность пленника и прочее, и прочее… Как я понял, они и через неисправный браслет сумели передать Лину, чтобы он искал контакт с торговцами.
Что я извлек из этой речи? Первое, конечно, что Хамелеон врал. Врал безбожно и не особенно скрывал это. Воин, конечно, ценность, но если вспомнить, сколько таких воинов серый клан потерял за последние годы… Не сходится. Что-то он знает – Лин, либо тот, второй. Очень ценное.