В момент моей расправы с аппетитной косточкой, из надвинувшейся уже темноты вышел Бабек. Справа к нему прижималась Фатима, слева - ее Фарида.
- Евгений, идем сторона, разговор есть, - негромко протянул Бабек. Я нетвердо встал на затекшие ноги и подошел к ним. Отведя меня в сторону, он сбивчиво заговорил:
- Евгений, я Фатима и Фарида жениться хочу... Они хороший женщина. Фатима тебе злой был, но теперь она очень хороший, симпатичный стал. Ты ее не бойся теперь, я сказал, что ты - мой лучший друг. Она всегда хороший был, просто у нее никогда не был хороший настоящий мужчина. Все женщина хороший, длинный любит, у меня есть... Она меня любит теперь и никто болше ее не нужный. Пусть никто их не трогает - мой жена теперь они...
- Как, сразу две? - проговорил я невпопад, не зная, как и реагировать. Одно дело в кусты двоих вести, другое - под венец. Неожиданно меня разобрал мелкий смех и я, не в силах устоять, опустился на землю.
- Почему смеешься? Шариат мне разрешает. Я три жена могу иметь!
- Я рад, дорогой! Искренне рад! Бери, наслаждайся. Послушай, - сказал я, сотрясаясь от хохота, - если Лейла - жена мне, то ты теперь мне тесть! Я тебя теперь по русским обычаям отцом называть должен! Ну, папаня, удивил! Давай, поцелуемся! По-родственному! И пошли, выпьем за это.
- Братцы! У меня тесть объявился! - вернувшись к костру, закричал я товарищам. - Только сейчас посватался! Давайте выпьем за Бабека, за короткого Бабека с длинным...
И снова был прерван резким ударом в спину. Я хотел было вспылить, но замолк, решив, что за эту экзекуцию я непременно выторгую у Лейлы компенсацию в виде пятидесяти граммов. И подмигнул Феде. Тот налил всем понемногу и предложил тост за Бабека и его невест.
- Я всех на свадьба приглашаю! - сказал Бабек, когда мы выпили. - Через месяц играть будем.
- В Хушоне будешь жениться? - усмехнувшись, спросил его Сергей.
- Канешна! Теперь я там хозяин буду! Все приезжайте, "Волга" за вам посылаю. Лучший музыкант будет!
***
Ночь была теплой и безветренной. Чернота неба растворилась в ярком блеске бесчисленных звезд. Время от времени, невероятная их близость заставляла меня в изумлении вскидывать голову.
Когда плов кончился, компания распалась. Первыми ее покинули Юрка с Наташей. Они решили пройтись по долине.
- Пойдем прогуляемся, да и за тропой присмотрим... - сказал он Сергею с иронией. Себя он явно считал победителем, а Кивелиди - проигравшим третьим и не мог скрыть надменной улыбки супермена.
Бабек подождал, пока новоявленные жены уберут и вымоют посуду, а потом обвесился одеялами и увел их в дальнюю палатку. Сергей с Зубковым и Суворовым налили в чайник спирта, взяли спальные мешки (Зубков принес в рюкзаке два пуховых спальника) и пошли говорить в ближнюю палатку. Им хотелось посидеть перед костром - это было видно. Однако от глаз Лейлы распространялось такое желание остаться со мной наедине, что, наверное, и близ живущие полевые мыши подались в гости к родственникам. Один Федя не прочувствовал момента - он беззвучно спал над закопанным золотом.
Мы долго сидели с Лейлой, обнявшись и глядя на затухающий костер. Когда из палатки раздавался мощный, с присвистом, храп Зубкова, она таинственно взглянула мне в глаза. Мы встали, я скатал спальный мешок, сунул подмышку и, взяв девушку за руку, пошел верх по склону, к звездам. За небольшой скальной грядой нам открылась небольшая полянка, поросшая густой травой.
Лишь только брошенный спальный мешок услужливо развернулся на траве, Лейла набросилась на меня, и на целую вечность мы окунулись в море непередаваемого словами блаженства...
- Ты... ты много раз был счастлив? - спросила Лейла, когда утомленное блаженство снизошло с нас и улеглось отдохнуть под скалами.
- Да. Но лишь несколько раз я был полностью, до конца счастлив. Почти как сейчас...
- А когда в первый раз?
- Это... это было очень давно. Мне было десять лет. В Душанбе стояла страшная жара, и мы с матерью лежали рядом на прохладном полу и ели, кажется, виноград. Косточки мама складывала мне на живот... Потом, когда у меня появилась первая семья... И еще было несколько мигов счастья. В Приморье, например. Совсем крохотных, но каких-то особенных... Мне не стоило бы, наверное, рассказывать о них...
- Рассказывай, рассказывай! Что было в Приморье?
- Мы мчались по дикой тайге... Я сидел в кабине "Газ-66"-го и был совершенно счастлив... Впереди, на просторном, далеко вынесенном вперед буфере возлежала Инесса... Иногда, грациозно повернув головку, она, на какое-то очень протяженное, очень плотное мгновение врастала в меня искрящимися глазами. Дорога сжатой синусоидой шла то вверх, то вниз, и сердце мое замирало раз за разом. В восторге, страхе, изумлении...
- Мне это неприятно! - отстранившись, бросила в сторону Лейла. - Какой ты гадкий!
- Я так и знал! Но пойми, я бы не рассказывал ничего, если бы не принадлежал тебе всецело. Меня нет. Есть только ты, вобравшая меня полностью. Я не могу тебе лгать. Ты должна все обо мне знать... Я хочу чтобы... чтобы любили, жили, говорили со мной! А не с моим отражением в чем-то... В глазах, весенней луже, витринном стекле... Мне интересно возможно ли это? Или надо врать, чтобы любимые не отстранялись? Тогда все это игра, а я не игрок...
- Я не отстранялась! Ну, понимаешь, я должна была это сделать... Не хочу быть картой в твоей засаленной колоде. И ты должен знать, что я не карта! И ты... ты все время смотришь на эту Наташу...
- А я люблю смотреть на людей. А Наташа... Я смотрю на нее и вижу, как много слов ей не сказали...
- И говоришь!
- Да, говорю! Потому, что терпеть не могу видеть в женских глазах тоску о несбывшемся...
- А мне тоже нравятся некоторые мужчины! - мстительно бросила Лейла. И, вспомнив о Резвоне, вмиг осеклась, съежилась в подрагивающий комочек.
- Ну, вот! Совсем, как воробей на морозе... Давай я тебя согрею...
Лейла положила головку мне на грудь. Я обнял ее и стал убаюкивать. Через минуту она подняла головку и внимательно посмотрела мне в глаза.
- Я знаю, ты любишь меня. И что дороже меня у тебя никого нет. И не было...
- Даже в прошлых жизнях?
- Да...
Лейла звонко рассмеялась и, внимательно посмотрев мне в глаза, спросила:
- Ты, что, в самом деле, веришь в реинкарнацию? Ты, безбожник и материалист?
- Да нет, не верю... Но, чтобы жить с этим, не обязательно верить... Это... это - пушкинское "над вымыслом слезами обольюсь", Винни-Пух и Дед Мороз... А "материалист", это ты откуда взяла? Я не помню, чтобы я или кто-нибудь произносил это слово?
- Это Фредди Крюгер так тебя называет...
- А Крюгера откуда знаешь? Не поверю, чтобы в Иране "Кошмар на улице Вязов" показывали...
- А у нас, в Захедане, на парадной лестнице под кучей хлама тарелка...
- Ну, ну... Сами, значит, западными ценностями наслаждались, а мне подсовывали телевизионные руководства по сбору фиников и домашнему производству гипса...
-А порнофильма ты не хотел? - проговорила Лейла с чертиками в глазах и, жеманно вздернув подбородок, плавным движением, без сомнения, заимствованным из эротических лент, сдернула с себя укрывавший ее платок.
- Я тебя обожаю! - воскликнул я и начал страстно целовать ее матовые в лунном свете груди.
Блаженство, дремавшее под дайкой андезитов, открыло глаза и внимательно взглянуло на нас. Оценив поцелуи, усмехнулось и накрыло все вокруг своими трепетными крыльями...
И вот, мы, вновь взявшись за руки, сидим на спальном мешке и смотрим на звезды. Все кажется таким естественным: мы, Млечный путь, стекающий с небосвода, Бабек с гаремом в палатке, мягкий шелест реки, уверенный в себе Житник со ждущей Наташей. Все кажется необходимым и все пропитано зарождающейся торжественностью, а может быть, наоборот, торжественностью умершей, но навсегда оставившей на всем свой вечный отпечаток...