Первые минуты прошли как нельзя лучше. Монолог Престона был исполнен безупречно. Но Шерман не мог не заметить, что все в зале ждут только одного — появления звезды.
И звезда явилась. Под гром аплодисментов.
Клэрион следовало отдать должное: она уверенно двигалась на сцене. Обладала фигурой, походкой, сексуальностью певицы из ночного клуба — словом, выглядела как настоящая Салли Боулз. Пока не открыла рот.
Шерман съехал с сиденья. Ничего хуже и представить нельзя…
Клэрион на сцене скорчила гримасу. Ее рот широко раскрылся, на щеках обозначились морщины, лоб пошел складками.
Шерман принял прежнюю позу: сценарий вовсе не заставлял Клэрион так гримасничать. Салли Боулз полагалось царить и повелевать, быть своей в ночных клубах города, блистать и ошеломлять. А Клэрион посматривала за кулисы так, словно просила о помощи, таращила глаза и тяжело дышала.
Престон Барнс подал реплику, на которую Клэрион должна была ответить. Ответа не последовало. За кулисами кто-то взял на себя роль суфлера, но на Клэрион словно нашел столбняк.
Внезапно она схватилась руками за лицо, впилась ногтями в щеки, чего никак не следовало делать по сюжету ее героине. Никакими ухищрениями других актеров сцену было уже не спасти.
Клэрион завизжала.
Это была не игра на публику, а пронзительный, душераздирающий, жуткий визг, который разнесся по всему театру.
К счастью, кому-то хватило ума дать занавес.
К тому времени, как Шерман примчался за кулисы, Клэрион уже увели в ее гримерную. Она рыдала от боли, ее голос приглушало полотенце, которое она судорожно прижимала к лицу.
Врач «скорой помощи» из больницы Святого Иоанна обернулся к Шерману:
— Ее надо в больницу.
Директор выяснил, готова ли дублерша, и узнал, что она сможет выйти на сцену через пять минут. Об этом объявили в зале, и после краткого перерыва спектакль продолжился.
Дениз, как могла, утешала звезду на заднем сиденье «ягуара», который Шерман во весь опор гнал к больнице. Не отрывая полотенца от лица, Клэрион почти вбежала в здание.
Вскоре врач пригласил зайти Шермана и Дениз.
— По-видимому, произошел контакт с неким раздражающим веществом, от которого у нее воспалилась кожа. Вы не знаете, она не пользовалась никакой новой косметикой?
Дениз покраснела:
— Грим накладывала не она, а я.
— С кожей заранее не угадаешь, — вмешался Шерман. — Кому-то косметика подходит, у кого-то вызывает реакцию.
— Нет, это не аллергия, — покачал головой врач. — По нашим первым предположениям, это ожоги кислотой.
— Кислотой? — ужаснулся Шерман. — Театральный грим не содержит кислот.
— Я сообщу вам о результатах обследования, — пообещал врач. — Возможно, пациентку придется перевезти во Френчи, в ожоговый центр.
— Ничего не понимаю. Это же бессмыслица.
— Поиски смысла — не наше дело, — отозвался врач. — Нам требуется только выявить причину ожогов.
На следующее утро таблоиды вышли с заголовками типа «Агония на сцене», красовавшимися на первых полосах. Театр осадили журналисты, убитые горем поклонники и владельцы билетов, требовавшие возврата денег. В своем кабинете наверху Хедли Шерман проводил экстренное совещание с Фрэнсисом Мелмотом, седовласым председателем совета попечителей. Мелмот взирал на директора с высоты своих шести футов и восьми дюймов.
— Кожа сильно пострадала, — объяснял Шерман. — Увы, ущерб может оказаться необратимым.
— Хедли, это же кошмар, — отозвался Мелмот. — Как такое могло случиться?
— Очевидное объяснение — реакция кожи на грим. Жжение ощущалось повсюду, где он был наложен. Частично грим остался на полотенце, состав сейчас выясняют.
— Вы, конечно, уже беседовали с гримером?
— С Дениз Пирсолл.
— Она ведь, кажется, костюмер?
— Да, но ей был поручен и грим. Она в состоянии полного шока. Клэрион она красила своим гримом, точно таким же, каким пользуются все актеры.
— А упаковки были новыми?
— Ну разумеется.
— Значит, испорченной могла оказаться вся партия грима? И во всем виноват производитель? — Мелмот прежде всего стремился возложить вину на кого-нибудь постороннего.
— Верится с трудом. В больнице сказали, что это кислотные ожоги. Кислота в производстве грима не применяется.