Изначально, в 1720 году, здание нынешнего паба служило домом церемониймейстеру Бо Нэшу, благодаря которому город стал фешенебельным. А когда в 1805 году по соседству возвели театр, в особняке Нэша открыли питейное заведение.
Даймонд заказал пинту британского красного и унес ее в угол, на диван под окном. Панели темного дерева, дощатый пол, неизменный камин вполне соответствовали ожиданиям Даймонда. Кто-то забыл на диване свежий номер «Дейли телеграф», и он прочел о «недомогании» звезды постановки «Я — фотоаппарат».
Иллюзии и спецэффекты — испытанный театральный арсенал, поэтому Даймонд настороженно относился ко всему, что происходило на сцене перед зрителями, пусть и не по сценарию. Другим предметом его размышлений было возможное мошенничество. Судя по всему, поп-певица Клэрион пребывала в поисках альтернативного вида деятельности. Неужели она рассчитывала сделать на театральной сцене блестящую карьеру? Кое-кто всерьез опасался, что она предъявит театру иск на чудовищную сумму. Способна ли она причинить себе вред ради многомиллионной компенсации?
Поблизости разворачивался любопытный разговор. Даймонд прислушался. Посетитель у стойки беседовал с барменшей:
— Она была безутешна — это же ясно как день.
— Ну, не знаю… — отозвалась барменша.
— По-моему, душераздирающая история, — продолжал мужчина. — Вот она на сцене, красавец в ложе поначалу вроде бы не сводит с нее глаз, а потом даже не замечает, и в отчаянии… Знаете, через какую дверь она выходила?
— Как-то не интересовалась. Мне все равно.
— И никогда не чувствовали в баре аромат жасмина?
Девушка рассмеялась.
— У нас здесь чего только не нанюхаешься!
Любопытство одержало верх над Даймондом.
— Простите, я невольно услышал, о чем вы говорите. Эта женщина, о которой речь… кто она?
— Серая дама, — ответил мужчина и ослепил Даймонда улыбкой. — Наше театральное привидение.
— А-а-а… — Потусторонние видения Даймонда не интересовали.
— Не верите? Зря, — продолжал незнакомец. — Она действительно существует. В 1812 году она перекинула веревку через дверь вот здесь, в «Голове Гаррика», и повесилась.
— И вернулась в театр привидением?
— Вы ведь по возрасту должны были застать в живых Анну Нигл? Эта актриса, награжденная орденом Британской империи, однажды в семидесятых годах увидела Серую даму в верхней ложе справа от сцены. Можете себе вообразить?
— Ну, она же смогла.
Барменша прыснула.
— Как знаете, — обиженно отозвался незнакомец.
— А я думал, вы обсуждаете Клэрион Калхаун, — заметил Даймонд.
— Бедняжку Клэрион? Неловко об этом говорить, но тут как раз тот случай, когда несчастье помогло. На репетициях она выглядела жалко.
— Тайтус, это некрасиво, — вмешалась барменша.
Тайтус пропустил ее слова мимо ушей, глядя на Даймонда.
— А вы, значит, поклонник?
Даймонд давно натренировался не выдавать ровным счетом никаких сведений о себе.
— Просто прочел о Клэрион вон в той газете.
— Я и вправду зря разболтался. Никто не желал ей зла. Я Тайтус О’Дрисколл, драматург.
— Питер Даймонд. Драматург? Что это?
— Консультант по теории и практике написания пьес. — Тайтус О’Дрисколл сделал паузу, чтобы собеседник успел переварить услышанное и сообщил что-нибудь о себе, но Даймонд молчал. — А у вас есть связи в театральной среде, Питер?
По всем приметам собеседник Питера был геем и пытался выяснить, не единомышленник ли перед ним. За то, что Тайтус перешел на свойское обращение по имени, Даймонд мог винить только себя.
— Просто зашел выпить. Вы вчера были на премьере?
Тайтус пренебрежительно фыркнул.
— Заглянул на генеральную репетицию и понял, что лучше скоротаю время здесь, в пабе. Вы, случайно, не из газеты?
— Боже упаси.
— Сегодня с самого утра в театре паника. Уже приезжала полиция. Наш директор Хедли Шерман места себе не находит.
— Почему? Чувствует за собой вину?
— Наоборот! Он видеть не желал Клэрион на своей сцене, но совет попечителей вынудил его согласиться.
— Теперь, наверное, горько жалеют об этом.
— Еще бы! Билетные кассы осадили жаждущие вернуть билеты.
— Но ведь спектакли никто не отменял, так?
— Да, они будут идти с дублершей Гизеллой в главной роли. Как актриса, она гораздо выше Клэрион, но это никого не волнует.