— И что же, подробности не известны?
— Если хотите знать мое мнение, — Тайтус понизил голос, — все это выглядит подозрительно. Сыграть роль Клэрион была не в состоянии и знала это, а теперь о сцене не может быть и речи, зато судебное преследование вполне вероятно.
— Не представляю, как можно повредить кожу на сцене. Разве что с помощью грима…
Тайтус оживился:
— А вы разбираетесь в гриме, Питер?
— Нисколько, — заверил Даймонд. Гомофобом он не был, но не желал возбуждать напрасные надежды. — Просто высказал предположение, вот и все.
— И вполне могли попасть в точку, если с основой для грима был смешан, к примеру, молотый красный перец.
— Откуда у Клэрион в гриме взялся красный перец? — удивилась барменша.
— Его подсыпали с умыслом. Ей нужен был хоть какой-нибудь предлог, чтобы не участвовать в спектакле, и она подмешала перец сама. К несчастью для нее, из-за реакции ингредиентов грима возникли сильные ожоги.
— Если Клэрион сама причинила себе вред, вряд ли она подаст в суд на театр, — возразил Даймонд.
Барменша рассмеялась:
— Вот видите, Тайтус! Вы сами себе противоречите.
Разделять ее торжество Даймонд не стал: он решил, что Тайтус может оказаться полезным союзником.
— Мы просто развиваем теории. Предположение Тайтуса выглядит правдоподобно.
— Еще бы! — с готовностью подхватил Тайтус. — Питер, не хотите вместе со мной поохотиться на привидение?
— Вы имеете в виду — в театре? — Идея собеседника вызвала у него инстинктивное сопротивление: о себе напомнило давнее прошлое, глубоко укоренившаяся неприязнь к подобным местам. Но как профессионал Даймонд понимал, что упускать такой шанс не стоит. — Ладно, Тайтус, давайте.
Тайтус повел своего спутника в здание театра. Из фойе он направился прямиком к входу в коридоры, которые вели к зрительному залу.
Нажав несколько кнопок на кодовом замке, Тайтус распахнул дверь.
— Для начала я покажу вам коридор, где ее часто видели.
С мучительной неловкостью Даймонд последовал за ним. Магия театра всегда ускользала от него. Его мать любила развлекать подруг рассказом о том, как на отдыхе в Лландидно повела детей в театр и как маленький Питер закатил скандал, даже не дождавшись, когда откроют занавес. Он сбежал из театра, и уговорить его вернуться никому так и не удалось. Спустя несколько лет, в средней школе, его выпороли за побег с «Юлия Цезаря». Даймонд убеждал себя, что в жизни и без того хватает драм и что ради подобных впечатлений вовсе незачем ходить в театр. Но в глубине души он знал: у этой неприязни есть и другая причина.
В коридоре с низкими потолками Тайтус понизил голос:
— Дверь справа от вас ведет в театральный бар. Давайте посмотрим, открыто или нет.
— Неплохая мысль, — кивнул Даймонд.
— Я про дверь. В такую рань пить не стоит.
Они вошли, Тайтус заговорил с интонацией профессионального гида:
— Перенесемся в июнь 1981 года. Постановка по пьесе Олби «Кто боится Вирджинии Вулф?». В антракте зрители толпой идут сюда. Вдруг какая-то женщина указывает вон на ту стену за вашей спиной и спрашивает, что случилось с обоями. Стена дрожит и мерцает, словно ее заволокло знойным маревом.
Жаркий летний вечер, мысленно рассуждал Даймонд. А в тесный бар набилась целая толпа.
— Вдруг по бару проносится ледяной вихрь. Все разом оборачиваются, чувствуя, что мимо них к двери пролетело нечто, явившееся из иного мира. И оставило отчетливый запах жасминовых духов.
— Серая дама? — подыграл ему Даймонд. — Вы тоже здесь были?
Тайтус пригладил волосы.
— В то время я был еще слишком мал. А теперь я покажу вам ложу, в которой Серую даму видела Анна.
Покинув бар, они пересекли коридор в направлении яруса лож. Изгибавшийся подковой ярус утопал в полумраке. Малиновая, золотая и кремовая отделка была едва различима, шелковые панели, позолота на резном дереве и хрустальная люстра создавали атмосферу старины, интерьер, который, в сущности, почти не изменился с тех пор, как во времена Георга III на эту сцену впервые вышли актеры. Театр «Ройял» мог показаться самым живописным в королевстве кому угодно, только не Даймонду. Он думал лишь об одном: как бы побыстрее выбраться отсюда.
— Занавес — дар вдовы Чарли Чаплина, Уны, — рассказывал Тайтус. — Чаплин любил этот театр. Если присмотритесь, увидите на уголках его инициалы, вышитые золотой нитью.
Даймонд пробормотал что-то любезное, но заставить себя взглянуть на занавес не смог.
Тайтус подозвал его к ограждению яруса, убеждая осмотреться как следует. При таком освещении и в отсутствии зрителей клаустрофобия Даймонда разыгралась сильнее, чем помнилось ему по последнему состоявшемуся походу в театр, когда он нашел в себе силы сводить Палому Кин на постановку «Инспектор пришел».