Виктор Петрович поднялся на второй этаж, заглянул в гостиную. Там был только Андрей — он уютно устроился в большом мягком кресле, на коленях планшет, в руке большая чашка кофе.
— Марина прилегла, — торопливо сообщил зять, не дожидаясь вопроса. — Сначала просто лежала, потом задремала. А я вот тут… — Он неловко приподнял чашку. — Хотите кофе?
Виктор Петрович молча отрицательно качнул головой и на цыпочках подошел к спальне, приоткрыл дверь и заглянул. Марина действительно спала, уткнувшись носом в большого голубого зайца, — когда Леночке было пять лет, это была ее любимая игрушка, хотя, по мнению Виктора Петровича, выглядел плюшевый зверь просто кошмарно. Конечно, Леночка давно с зайцем не играла, но и выбросить или подарить кому-нибудь жутковатую зверушку категорически отказывалась. Вот и таскали это голубое чучело по всем диванам в доме в качестве подушки.
Виктор Петрович тихонько прикрыл дверь и снова обернулся к зятю:
— Ты ей лекарство дал?
— Две таблетки. — Андрей указал на журнальный столик, на котором лежал наполовину распотрошенный блистер и стоял стакан с водой. — И капли. Много с вас эта ненормальная гадалка содрала?
— Ничего. — Виктору Петровичу почему-то не хотелось говорить Андрею про розу. — И она вовсе не ненормальная.
— А какая же еще? С Мариной говорить вообще не стала, выставила нас, на меня смотрела, как будто я ей сто долларов должен. Зачем только Марина эту Асю Семеновну послушалась? Старая дура! Не надо было и ходить. Только время и деньги потратили… — Он осекся, заметив, что Виктор Петрович слегка поморщился. Неожиданно Андрей с не свойственной ему проницательностью спросил: — Она не просто так сказала вам остаться, не только, чтобы вы заплатили? Она вам еще что-то сказала?
Виктор Петрович хмуро посмотрел на зятя, тяжело опустился на диван и отвел взгляд в сторону. Не нравился ему Андрей, никогда не нравился, только из-за дочери и терпел в своем доме этакого чижика. Но даже такому — как сказать ему, что Леночки нет в живых? Сердце-то у него есть, отец все-таки.
— Сейчас я коньячку, — неправильно понял его Андрей (Виктор Петрович и не заметил, что уставился на дверку бара) и выскочил из кресла, словно его подбросило. Он ловко откупорил бутылочку армянского — Виктор Петрович по старой памяти предпочитал его, — плеснул в снифтеры и с неприятно угодливым поклоном подал один тестю. Только потом взял второй, вернулся в кресло и выжидательно уставился на Алейникова.
Тот неторопливо покрутил снифтер, взболтнув янтарную жидкость, посмотрел, как она стекает по тонким стенкам. Понюхал, но запаха не почувствовал. Сделал глоток, но вкуса тоже не было, словно воды хлебнул.
— Сказала… сказала, что Леночки нет в живых.
Андрей замер. Несколько секунд он молчал, потом выдохнул:
— Неправда! — Он вскочил и сделал шаг к Виктору Петровичу. — Нет! Леночка жива, я знаю! А эта ваша чокнутая гадалка, она врет, просто врет! — Андрей взмахнул рукой, не замечая, что расплескивает коньяк. — Лена жива, вы слышите?! Жива!
— Еще она сказала, что Марина на грани нервного срыва, — Виктор Петрович словно и не заметил вспышки зятя, — и ее срочно к врачу надо.
Андрей еще пару секунд постоял, потом одним махом влил в себя остатки коньяка. Сделал глубокий вдох, и, наконец, взяв себя в руки, растянул губы в натужной улыбке.
— Может быть, она не такая уж идиотка, эта гадалка. Я, честно говоря, уже и сам думал, только не знал, как с Мариной об этом разговор начать. В банке ведь есть штатный психолог…
— Не психолог, — перебил его Виктор Петрович, — психиатр. Она сказала, что Маришке нужен хороший, опытный психиатр, — и зачем-то повторил слова Лизы: — У нее вся аура в клочья.
Он выпил до дна и отставил пустой снифтер в сторону, на столик. Какой смысл пить, если ничего не чувствуешь? Только коньяк переводить.
— Насчет ауры я не знаю, — мрачно качнул головой Андрей. — Но вот так, сразу, психиатр? Это же клеймо на всю жизнь можно получить — думаете, Марина вас поблагодарит? А если он, не дай бог, в психбольницу ее законопатит? Что мы тогда будем делать?