Сэлли возбуждалась все сильнее. Такой ее никто ни разу не видел. Костяшки сжатых в кулаки пальцев побелели. На глаза навернулись злые слезы.
Келли пришла в ужас – она не ожидала такой бурной реакции.
– Извини, ладно? – проговорила она. – Я сморозила глупость. Не надо плакать.
– Ни черта я не плачу, – огрызнулась Сэлли.
Мун лежала на кровати и снисходительно слушала перепалку. Но в этот момент поднялась.
– Сэлли и права, и не права, – заметила она с превосходством в голосе. – Воггл не то чтобы псих. Он просто вонючий мудак. Но, с другой стороны, не скажу, что мне по нраву шизоиды…
Сэлли сердито попыталась ее перебить, но Мун продолжала:
– …или люди, у которых не все в порядке с головой, как ты выразилась. Я знавала среди таких действительно опасных типов. И общество вправе их бояться.
– Бред! – возмутилась Сэлли. – Что ты можешь знать о душевных расстройствах?
– А ты сама, Сэлли? – вмешалась Дервла. И на ее лице отразилась неподдельная тревога. Но Мун не дала ей ответить.
– Еще как знаю! – выкрикнула она, тоже заводясь. – И скажу тебе почему, дорогая подружка. Потому что я два года – два долбаных года торчала в психиатрической лечебнице. Слышала о такой? Больница для ненормальных и чокнутых. И поэтому ненавижу придурков.
На мгновение комната погрузилась в тишину. Слова Мун произвели на остальных девушек эффект разорвавшейся бомбы.
– Иди ты, – пробормотала Келли. – Наверное, смеешься.
Но, судя по всему, Мун не смеялась.
– Так что нечего тут плакать о бедняжках, у которых неладно с головкой. Я жила с такими, Сэлли. Спала в одной комнате, ела за одним столом, ходила по одним и тем же коридорам и пялилась на одни и те же чертовы стены. И не напрягай меня дерьмом, вроде «Пролетая над гнездом кукушки».[24] Потому что герои там – нормальнее всех.
Сэлли явно хотела возразить, но не нашла слов, и отповедь Мун осталась без ответа.
– Да, в этом месте много милых, тихих, симпатичных людей с маниакальной депрессией – такие никому не причиняют зла, кроме собственных папенек и маменек. Но я говорю не о них, а о настоящих психах, которые визжат и царапают себе рожи по ночам. Всю ночь напролет! Которые кидаются, когда проходишь мимо их палат, стараются заманить, потрогать, схватить, сожрать!
Четыре женщины уже не лежали, а сидели в кроватях и испуганно таращились на Мун. Вспышка Сэлли удивила, но признание Мун поразило еще сильнее, даже потрясло. С самого первого дня Мун была со всеми мила и тактична – и вот тебе на!
– Но как? Как ты туда попала? – Голос Дервлы прозвучал ласково и ободряюще, как голос врача или священника. Ее друзья сразу бы поняли, как она встревожена и напугана. – Ты болела?
– Нет, я не болела, – горько ответила Мун. – Больной – мой дядя. Самый настоящий ненормальный шизоид, – она запнулась, словно раздумывая, стоит ли продолжать.
Лейла в порыве сочувствия хотела взять ее за руку, но Мун даже не заметила этого.
– Лез на меня, понятно? Нет, до конца так и не дошло – он меня не изнасиловал, но пытался много раз. Так продолжалось год, а потом я призналась матери – этой старой лахудре. Я рассказываю, потому что она умерла. Никогда не думала, что мать поверит не мне, а брату. Но он был влиятельным человеком, врачом и имел друзей – юристов и таких же, как сам, докторов. Вот они и порешили свалить всю вину на меня: мол, это я такая испорченная и вредная врунишка. Возможно, все обернулось бы по-другому, будь рядом отец. Но бог его знает, где он, этот отец, и кто он вообще такой.
– Им удалось тебя засадить? – спросила потрясенная Дервла.
– Трудно поверить? Но именно так и случилось: в наше время несовершеннолетнюю девчонку упекли в дурдом, чтобы не позволить свидетельствовать против дяди.
В комнате повисла тишина. Впервые, с тех пор как их заперли в доме, ни у одной из девушек не нашлось слов.
Молчание в доме отозвалось молчанием в аппаратной. И Боб Фогарти, и его заместитель Пру, и все режиссеры с их помощниками как один поразевали от изумления рты.
– Невероятно, – выдавил Боб.
– Полнейшая чушь! – это был голос Джеральдины.
Все разом обернулись: никто не слышал, как Тюремщица вошла в аппаратную. Она приехала после ужина и прихватила с собой своего теперешнего любовника – красивого девятнадцатилетнего танцовщика, которого подцепила за кулисами на летнем христианском поп-фестивале. – Никогда бы не подумала, что Мун умеет так врать. Должна признаться, что не ожидала.
– Неужели она лжет? – раздалось несколько возгласов.
– Естественно, лжет, глупые вы мудилы. Неужели я связалась бы с совращенной соплячкой из психбольницы и пустила бы ее в свое прекрасное шоу? Воггл не более псих, чем я. Мамочка и папочка этой лысой здравствуют и проживают в Рашэме.[25] Он торговец табачными изделиями. Она работает в химчистке.
В аппаратной вздохнули с облегчением. И с явным интересом. Игра развертывалась завлекательнее, чем они ожидали.
– Посмотрите на ее ухмыляющуюся физиономию. – Джеральдина показала на изображение одной из камер. – Думает: темно и другие не заметят ее ухмылочки. Но она не сомневается, что мы заметим. Понимает, что зрители любят озорных. Дебоширке прославиться гораздо легче, чем паиньке. Даррен, будь любезен, сделай мне кофе. Только приготовь в кофеварке в моем кабинете, а не наливай бурду, которую дует здешняя публика.
Роковой девятнадцатилетний красавец недовольно развернулся и изящно поплыл выполнять приказ.
– Хорошо, что ты провела свое расследование, Джеральдина, – заметил Фогарти. – Иначе мы бы все сейчас стояли на ушах.
– Я бы все равно не купилась, – важно ответила Тюремщица. – Эти недоумки могут дурить друг друга и зрителей. Но только не меня.
– Ты хочешь сказать: догадалась бы, даже если бы не знала?
– Конечно. Эта особа рядом не стояла с психушкой. Насмотрелась фильмов – и все. В дурдомах не вопят и не визжат. Пусть только попробуют, им быстро вкатят укольчик. И никто никого не лапает, разве что сестры. Такие лечебницы – очень тихие места. Если что и услышишь, так плач, шорох и пыхтение мастурбантов.
Глаза Джеральдины затуманились, и на какое-то мгновение она показалась подчиненным почти человечной. Но очень быстро пришла в себя.
– Весь этот материал – на полку: пусть пока полежит. Всем сконцентрироваться на Воггле. И еще: я не позволю этой лысой мудачке манипулировать зрителями и своими раздолбанными конкурентами. Придержите. Может потом пригодиться.
– Но в таком случае запись выпадет из хронологии событий, – удивился Фогарти.
– Ну и что? – отозвалась Тюремщица. – Кому какая разница?
– В кадре хронометраж. Мы не можем его исправить.
– Еще как можем, тупая ты задница. Хронометраж – всего лишь цифры на экране и не больше. Изменить их легче легкого.
– Я знаю, как это делается технически, – холодно заметил Боб. – Я о другом: мы не имеем права так поступать ни с моральной, ни с профессиональной точки зрения.
– Наш моральный и профессиональный долг сделать для обеспечивающих нам зарплату зрителей классную телепередачу. Мы с вами не какие-нибудь антропологи. Отнюдь. Мы работаем в сфере развлечений. На тех же подмостках, что иллюзионисты, факиры, экстрасенсы и фокусники. Все те, кто занимается бизнесом, который мы называем шоу. Так что упакуйте материал в отдельную коробку и положите куда-нибудь подальше.
Никто не возразил. Каждый продолжал работать в полном молчании, надеясь только на одно: если Джеральдина прикажет монтировать передачу, подтасовывая хронологию событий, исполнять придется не ему. Все взгляды устремились на экраны, где мелькали трусики и бюстгальтеры: девушки готовились ко сну.
– Следите за титьками! – крикнула Джеральдина. – Живее переключайтесь.
Каждая девушка выбрала собственную манеру поведения. Сэлли укладывалась в постель в трусиках и майке. Келли позволяла кое-что подсмотреть, когда резко скидывала рубашку и ныряла под простыню. Мун с удовольствием разгуливала голой перед инфракрасными камерами. А самыми застенчивыми оказались Лейла и Дервла: обе, прежде чем снять белье, кутались в длинные, до пят, ночные рубашки. Заметив это, Джеральдина решила подловить скромниц – где-нибудь в душе или в бассейне, – а потом выставить их сиськи на всеобщее обозрение в воскресной ночной подборке. Нечего нянчиться с глупыми жеманницами. Зачем же еще их вытащили на телеэкран?
24
«Пролетая над гнездом кукушки» – фильм режиссера Милоша Формана (1975 г.). Удостоен премии «Оскар». Герои фильма – пациенты психиатрической лечебницы.