В спальне воцарилась унылая атмосфера. Накануне, укладываясь в постели, девушки смеялись и хихикали. А сегодня молчали. Им было тошно от откровений Мун. И не только потому, что они услышали душещипательную историю. Все понимали: страшилка адресована зрителям. Мун завоевывала их симпатии и надеялась удержаться в игре. Приходилось все время помнить, что каждый разговор – борьба конкурентов, которые сражаются друг против друга за любовь публики.
Первой заговорила Мун:
– Кстати, девчонки, все, что я вам наговорила, – враки. Простите.
Комната снова погрузилась в тишину.
– Что ты сказала? – выкрикнула редко выходившая из себя Лейла.
– Не напрягайся, подружка, – спокойно ответила Мун. – Я просто пошутила. Отвлекает от боли в соске.
– Но ты заявила, что тебя пытались изнасиловать!
– А кто теперь так не говорит? Что из того? Взгляните на рекламу – все прелести наружу. Сразу ясно: каждую девку в стране трахают.
– Куда ты клонишь, Мун? – спросила Дервла с еле сдерживаемой яростью.
– Я тебе скажу: решила просто посмеяться. И еще подумала: больно уж наша Сэлли серьезная. Хватит вправлять Келли мозги насчет ненормальных.
– Стерва! – выругалась Лейла.
– Шлюха! – поддержала Келли.
– Идиотская шутка, – заметила Дервла. – Сексуальное домогательство не самая веселая тема разговора.
– Зато славно провели время, – хмыкнула Мун. – Спокойной ночи!
Все замолчали. На этот раз тишину нарушила Келли:
– А как насчет имплантированных грудей? Тоже соврала?
– Нисколько. Я тогда решила, что большие титьки помогут сохранять равновесие на трапеции.
В комнате снова наступила тишина, но Дервле показалось, что она услышала, как всхлипывает Сэлли.
День тридцать третий
5.10 вечера
С момента убийства прошло шесть дней. Сержант Хупер со своей командой продолжал заниматься непосильным делом – изучением глубин неисследованного метража материала. Они усердно искали любой намек на событие, которое могло привести к преступлению. Тяжелое испытание даже для такого фаната шоу «Под домашним арестом», как сержант Хупер, который был типичным среднестатистическим зрителем и надеждой рекламодателя. Хупер являл собой полную противоположность Колриджу. Суперсовременный коп, стильный, самоуверенный представитель двадцать первого века, в мешковатых брюках, в кроссовках, с серьгой в ухе и с серебристым портативным «Макинтошем». Хупер и его приятели не пропускали ни одной передачи реального телевидения, но даже он поостыл, когда получил задание. К счастью, не все семьсот двадцать часов записанного материала поступили в распоряжение полиции. Очень многое ежедневно выбраковывалось редакторами «Любопытного Тома». Однако и оставшегося хватало на сотни часов. Складывалось впечатление, что смотреть записи – все равно что наблюдать, как высыхает краска. С той лишь разницей, что краска когда-нибудь обязательно высохнет. А картинка на экране вечно оставалась сырой.
Хэмиш снова ковыряет в носу. Джаз скоблит задницу.
Девчонки опять занимаются йогой. Гарри качается на тренажере. Гарри подтягивается в дверном проеме. Гарри бежит на месте…
Хупер начинал презирать игроков. И это ему совершенно не нравилось. Во-первых, потому, что не способствовало расследованию. И, во-вторых, потому, что в каком-то смысле они были с ним из одной песочницы. Со схожими интересами и запросами и с откровенным убеждением, что имеют право радоваться жизни. Хуперу совершенно не хотелось перенимать образ мыслей Колриджа, постоянно ворчавшего, что у «арестантов» отсутствует чувство долга, что они не умеют работать и не могут жить в коллективе. Как будто желание получить больше превращает человека во врага общества!
И тем не менее эти типы начинали его утомлять. «Арестанты» ничего не делали – никогда. Но что раздражало еще сильнее – никогда ни о чем не размышляли. Отличительная черта человеческого существа – способность абстрактно мыслить – оказалась на службе у… пустоты.
Хупер мысленно выругался. Он даже думать стал как Колридж.
А ключей к раскрытию преступления все не находилось.
Пока Триша кое-что не обнаружила. Немного, но все-таки.
– Взгляните, сержант, – сказала она, – как шушукаются Келли-кошечка с Дэвидом-сутенером.
– Шушукаются, констебль? Кошечка с сутенером? – тоном Колриджа строго переспросил Хупер, и оба мрачно усмехнулись, вспомнив, что на службе должны выражаться корректно.
Всего лишь небольшой инцидент, намек и не больше на какую-то зацепку, но полиция отчаялась отыскать очевидную улику.
– Мы ищем катализатор, – объяснял на совещании Хупер. – В химии существуют такие вещества, которые, если их даже в небольших количествах добавить к другим, вызывают взрывную реакцию. Вот и мы гоняемся за малейшими психологическими катализаторами.
Когда пример излагал инспектор, звучало очень недурно. Но в исполнении Хупера получилось еще эффектнее. Колридж не скупился на мысли, а сержант знал, как их преподать.
Потенциальный катализатор был едва осязаемым – даже редакторы «Любопытного Тома» прохлопали. Но Триша что-то учуяла, а Хупер с ней согласился.
День девятый
12.20 пополудни
Келли, Джаз и Дэвид вместе принимали горячую ванну. Говорил, как обычно, Дэвид.
– Мне понравилось, как ты вчера рассказывала о том, что хочешь стать актрисой. Да, здесь все играют. Ты ведь знаешь об этом? Этот дом – подмостки. А мы все – исполнители.
– Неправда! – возразил не страдавший скромностью Джаз. – Я такой, какой есть. И весь на виду. Мне нечего прятать от других.
– Чушь! Никто не бывает самим собой.
– Откуда такая уверенность, господин Умная Задница?
– Потому что ни один человек не знает себя до конца.
– Муть.
– А ты попробуй осознать это, Джейсон.
– Джаз.
– Пусть так. Тебе никогда не приходилось удивляться, взглянув на себя под совершенно новым углом зрения?
– А как же! Однажды я испражнялся на зеркало. Должен тебе сказать, это было потрясающе!
Келли рассмеялась, пожалуй, резковато и раздражающе. Раздражающе для Дэвида.
– На меня смотрела собственная жопа, – продолжал, осклабившись, Джаз. – Даже мне сделалось не по себе.
Дэвид внезапно вспыхнул. Он принимал себя абсолютно всерьез и любил, чтобы другие относились к нему так же.
– Уверяю тебя, Джейсон, мы в жизни все актеры и стараемся выставить себя в выгодном свете. Поэтому настоящие актеры, как я, понимают мир полнее, чем обычные люди. Мы замечаем уловки и расшифровываем символы. Мы знаем, что живем среди лицедеев. Некоторые из нас тоньше, другие грубее. Но играет каждый. Я и тебя вижу насквозь, Джаз, нам, актерам, без этого никак нельзя.
Джаз долго молчал.
– Туфта, – наконец выдохнул он, явно не найдя, что ответить.
Дэвид улыбнулся.
И в этот момент Келли наклонилась и что-то прошептала ему на ухо. Как ни трудно было разобрать ее слова, они поняли, что Келли сказала: «Я тебя знаю».
Затем отстранилась, привалилась к бортику ванны и посмотрела Дэвиду в глаза. Он не отвернулся, улыбка превосходства не исчезла с его лица. Всем своим видом он показывал, что спокоен.
Но на самом деле был на грани срыва. И очень близкого.
Келли снова наклонилась и что-то опять прошептала ему.
День тридцать третий
5.30 пополудни
На этот раз ни Триша, ни сержант Хупер не расслышали слов. Ни один из полицейских, работавших с ними в комнате, также ничего не разобрал.