– Но в таком случае запись выпадет из хронологии событий, – удивился Фогарти.
– Ну и что? – отозвалась Тюремщица. – Кому какая разница?
– В кадре хронометраж Мы не можем его исправить.
– Еще как можем, тупая ты задница. Хронометраж – всего лишь цифры на экране и не больше. Изменить их легче легкого.
– Я знаю, как этоделается технически, – холодно заметил Боб. – Я о другом: мы не имеем права так поступать ни с моральной, ни с профессиональной точки зрения.
– Наш моральный и профессиональный долг сделать для обеспечивающих нам зарплату зрителей классную телепередачу. Мы с вами не какие-нибудь антропологи. Отнюдь. Мы работаем в сфере развлечений. На тех же подмостках, что иллюзионисты, факиры, экстрасенсы и фокусники. Все те, кто занимается бизнесом, который мы называем шоу. Так что упакуйте материал в отдельную коробку и положите куда-нибудь подальше.
Никто не возразил. Каждый продолжал работать в полном молчании, надеясь только на одно: если Джеральдина прикажет монтировать передачу, подтасовывая хронологию событий, исполнять придется не ему. Все взгляды устремились на экраны, где мелькали трусики и бюстгальтеры: девушки готовились ко сну.
– Следите за титьками! – крикнула Джеральдина. – Живее переключайтесь.
Каждая девушка выбрала собственную манеру поведения. Сэлли укладывалась в постель в трусиках и майке. Келли позволяла кое-что подсмотреть, когда резко скидывала рубашку и ныряла под простыню. Мун с удовольствием разгуливала голой перед инфракрасными камерами. А самыми застенчивыми оказались Лейла и Дервла: обе, прежде чем снять белье, кутались в длинные, до пят, ночные рубашки. Заметив это, Джеральдина решила подловить скромниц – где-нибудь в душе или в бассейне, – а потом выставить их сиськи на всеобщее обозрение в воскресной ночной подборке. Нечего нянчиться с глупыми жеманницами. Зачем же еще их вытащили на телеэкран?
В спальне воцарилась унылая атмосфера. Накануне, укладываясь в постели, девушки смеялись и хихикали. А сегодня молчали. Им было тошно от откровений Мун. И не только потому, что они услышали душещипательную историю. Все понимали: страшилка адресована зрителям. Мун завоевывала их симпатии и надеялась удержаться в игре. Приходилось все время помнить, что каждый разговор – борьба конкурентов, которые сражаются друг против друга за любовь публики.
Первой заговорила Мун:
– Кстати, девчонки, все, что я вам наговорила, – враки. Простите.
Комната снова погрузилась в тишину.
– Что тысказала? – выкрикнула редко выходившая из себя Лейла.
– Не напрягайся, подружка, – спокойно ответила Мун. – Я просто пошутила. Отвлекает от боли в соске.
– Но ты заявила, что тебя пытались изнасиловать!
– А кто теперь так не говорит? Что из того? Взгляните на рекламу – все прелести наружу. Сразу ясно: каждую девку в стране трахают.
– Куда ты клонишь, Мун? – спросила Дервла с еле сдерживаемой яростью.
– Я тебе скажу: решила просто посмеяться. И еще подумала: больно уж наша Сэлли серьезная. Хватит вправлять Келли мозги насчет ненормальных.
– Стерва! – выругалась Лейла.
– Шлюха! – поддержала Келли.
– Идиотская шутка, – заметила Дервла. – Сексуальное домогательство не самая веселая тема разговора.
– Зато славно провели время, – хмыкнула Мун. – Спокойной ночи!
Все замолчали. На этот раз тишину нарушила Келли:
– А как насчет имплантированных грудей? Тоже соврала?
– Нисколько. Я тогда решила, что большие титьки помогут сохранять равновесие на трапеции.
В комнате снова наступила тишина, но Дервле показалось, что она услышала, как всхлипывает Сэлли.
День тридцать третий. 5.10 вечера
С момента убийства прошло шесть дней. Сержант Хупер со своей командой продолжал заниматься непосильным делом – изучением глубин неисследованного метража материала. Они усердно искали любой намек на событие, которое могло привести к преступлению. Тяжелое испытание даже для такого фаната шоу «Под домашним арестом»,как сержант Хупер, который был типичным среднестатистическим зрителем и надеждой рекламодателя. Хупер являл собой полную противоположность Колриджу. Суперсовременный коп, стильный, самоуверенный представитель двадцать первого века, в мешковатых брюках, в кроссовках, с серьгой в ухе и с серебристым портативным «Макинтошем». Хупер и его приятели не пропускали ни одной передачи реального телевидения, но даже он поостыл, когда получил задание. К счастью, не всесемьсот двадцать часов записанного материала поступили в распоряжение полиции. Очень многое ежедневно выбраковывалось редакторами «Любопытного Тома». Однако и оставшегося хватало на сотни часов. Складывалось впечатление, что смотреть записи – все равно что наблюдать, как высыхает краска. С той лишь разницей, что краска когда-нибудь обязательно высохнет. А картинка на экране вечно оставалась сырой.
Хэмиш снова ковыряет в носу. Джаз скоблит задницу.
Девчонки опятьзанимаются йогой.
Гарри качается на тренажере.
Гарри подтягивается в дверном проеме.
Гарри бежит на месте…
Хупер начинал презирать игроков. И это ему совершенно не нравилось. Во-первых, потому, что не способствовало расследованию. И, во-вторых, потому, что в каком-то смысле они были с ним из одной песочницы. Со схожими интересами и запросами и с откровенным убеждением, что имеют право радоваться жизни. Хуперу совершенно не хотелось перенимать образ мыслей Колриджа, постоянно ворчавшего, что у «арестантов» отсутствует чувство долга, что они не умеют работать и не могут жить в коллективе. Как будто желание получить больше превращает человека во врага общества!
И тем не менее эти типы начинали его утомлять. «Арестанты» ничего не делали– никогда. Но что раздражало еще сильнее – никогда ни о чем не размышляли. Отличительная черта человеческого существа – способность абстрактно мыслить – оказалась на службе у… пустоты.
Хупер мысленно выругался. Он даже думать стал как Колридж.
А ключей к раскрытию преступления все не находилось.
Пока Триша кое-что не обнаружила.
Немного, но все-таки.
– Взгляните, сержант, – сказала она, – как шушукаются Келли-кошечка с Дэвидом-сутенером.
– Шушукаются, констебль? Кошечка с сутенером? – тоном Колриджа строго переспросил Хупер, и оба мрачно усмехнулись, вспомнив, что на службе должны выражаться корректно.
Всего лишь небольшой инцидент, намек и не больше на какую-то зацепку, но полиция отчаялась отыскать очевидную улику.
– Мы ищем катализатор, – объяснял на совещании Хупер. – В химии существуют такие вещества, которые, если их даже в небольших количествах добавить к другим, вызывают взрывную реакцию. Вот и мы гоняемся за малейшими психологическими катализаторами.
Когда пример излагал инспектор, звучало очень недурно. Но в исполнении Хупера получилось еще эффектнее. Колридж не скупился на мысли, а сержант знал, как их преподать.
Потенциальный катализатор был едва осязаемым – даже редакторы «Любопытного Тома» прохлопали. Но Триша что-то учуяла, а Хупер с ней согласился.
День девятый. 12.20 пополудни
Келли, Джаз и Дэвид вместе принимали горячую ванну. Говорил, как обычно, Дэвид.
– Мне понравилось, как ты вчера рассказывала о том, что хочешь стать актрисой. Да, здесь все играют. Ты ведь знаешь об этом? Этот дом– подмостки. А мы все – исполнители.
– Неправда! – возразил не страдавший скромностью Джаз. – Я такой, какой есть. И весь на виду. Мне нечего прятать от других.
– Чушь! Никто не бывает самим собой.
– Откуда такая уверенность, господин Умная Задница?
– Потому что ни один человек не знает себя до конца.
– Муть.
– А ты попробуй осознать это, Джейсон.
– Джаз.
– Пусть так. Тебе никогда не приходилось удивляться, взглянув на себя под совершенно новым углом зрения?