– А потом?
– Потом мы увидели лужицу.
– Сколько времени прошло с тех пор, как человек в простыне ушел из туалета?
– Не знаю. Пять минут максимум.
– Оператор в зеркальном коридоре заявил то же самое.
– Это имеет значение?
– Редактор и его помощница считают, что не больше двух.
– Может быть, мне показалось, пять. Время, знаете ли, тянется, когда торчишь перед экраном и смотришь на сидящую на толчке накрытую простыней девицу. Что показывают часы на видеозаписи?
– Две минуты восемь секунд.
– Ну вот, вы же знаете, зачем спрашиваете?
– Итак, вы увидели лужицу?
– Да. Заметили, что по полу растекалось что-то темное, блестящее.
– Кровь?
– Откуда нам было знать?
– Могли бы к тому времени догадаться.
– Могли бы. Но это казалось абсолютно невероятным.
– Простыня насквозь пропиталась кровью. Почему вы не заметили?
– Понимаете, простыня была темно-синей. Ночная камера не различила на ней пятна. У нас все простыни темные. Наши психологи считают, что на темном белье заманчивее заниматься любовью.
– И что потом?
– К стыду своему признаюсь, что я закричала.
День двадцать седьмой. 10.00 вечера
Они уже несколько минут находились в парилке и ждали, когда глаза привыкнут к темноте. Но напрасно напрягали зрение: чернота казалась абсолютной.
– Давайте поиграем в «Правду и вызов», [32]– послышался голос Мун.
– Вызов? – откликнулась Дервла. – Господи помилуй, какой еще вызов? Мы и так разделись догола!
– Есть кое-какие мысли, – хохотнул Газза.
– Оставь их при себе, Газза. – Дервла изо всех сил старалась напустить на себя строгость, что в ее ситуации оказалось совсем не легко. – Я не собираюсь ни с кем из вас трахаться. – В каждом слоге и во всех ее интонациях отчетливее проявился дублинский акцент. Дервла всегда прибегала к говору детства, когда чувствовала себя незащищенной. – Боже, моя мать меня убьет!
– Ну, хорошо, давайте ограничимся правдой, – согласилась Мун. – Кто-нибудь, задайте вопрос.
Из темноты донесся другой голос – резкий и раздраженный:
– Никакого, на хрен, смысла спрашивать у тебя правду, Мун!
Это сказала Сэлли. И ее резкое замечание совсем не соответствовало тону добродушного пьяного балагурства.
– Послушай, Сэлли, – ощетинилась Мун. – Я схохмила, согласна. А ты никак не можешь забыть!
– Девочки, прекратите! Что с вами такое? – проворчал Гарри.
– Спроси у Сэлли, – огрызнулась Мун. – Совсем не понимает шуток.
Сэлли промолчала. Она не забыла и не собиралась забывать. Мун поступила подло: присвоила ужасные страдания изнасилованной и притворилась душевнобольной, чтобы заработать жалкие очки. Когда-нибудь она узнает, какую нанесла ей, Сэлли, обиду.
– Да пошла ты! – заключила Мун.
В парилке возникло движение. Кто-то вышел за порог.
– Кто это? – спросил Хэмиш.
– Кто ушел? – подхватил Джаз.
– Это я, – ответила снаружи Сэлли. – Пошла отлить.
– Не забудь вернуться, – напомнил Джаз. – Иначе мы все проиграем.
– Помню, – успокоила его Сэлли.
В аппаратной наблюдали, как Сэлли вышла из мужской спальни, пересекла гостиную и направилась в туалет. Она не воспользовалась простыней, но это не привело Джеральдину в восторг.
– Недурно, – прогнусавила Тюремщица. – Но зрелище не то. Мы сотню раз видели ее кустистые прелести. Нужно, чтобы Келли или Дервла повернулись к нам передом.
Она устало смотрела на экран.
– Уж лучше бы она проредила свои кущи. Взгляните, к чему такая пышность? Я знавала лесбиянок с прекрасно постриженным лобком.
Фогарти, чтобы отвлечься, потянулся к двухфунтовому пакету шоколадных плиток.
Пока Сэлли отсутствовала, Мун вернулась к прежней теме:
– Ну, так что, поиграем? Задайте какой-нибудь пикантный вопросик.
Как обычно, откликнулся Гарри:
– Хорошо, пусть каждый объявит, с кем из команды он бы потрахался под угрозой смерти.
– С Дервлой, – ответил Джаз как-то слишком поспешно. И был награжден целым хором воплей.
– Джаз торчит от Дервлы! Джаз торчит от Дервлы! – пьяно тянула Келли.
– Премного польщена, Джаз, – ответила девушка. – Но я уже сказала, меня это не интересует.
– Но если бы пришлось, Дерво, – не отставал Гарри, – кого бы ты предпочла?
– Ты должна ответить, – настаивала Мун. – Мы все обязаны отвечать.
– Ну хорошо, хорошо. Пусть будет Джаз. Но только потому, что он оказался джентльменом и назвал меня.
– Я тоже его хочу, – призналась Мун. – Возьму после тебя. Ты такой отпадно соблазнительный, Джаз. Говорю, потому что здесь темно, я надрызгалась и ты не видишь, как я краснею. Но если бы обломилось, я бы вытрахала все твои долбаные мозги. Так что будь здоров, потому что я считаю, что ты классный парень.
– Вытрахала его мозги? – закричал Гарри. – На это понадобится целых десять секунд!
– Ты ревнуешь, Газза, – рявкнул в ответ Джаз. – Потому что счет два – ноль в мою пользу. Два – ноль! Два – ноль! – начал скандировать он.
Вернулась из туалета Сэлли и, сопровождаемая хихиканьем и криками, протиснулась среди обнаженных тел.
– Вот что я тебе скажу, Джаз, – начала она, – слушая тебя и Газзу, я очень рада, что сама лесбиянка.
– Берегись, Джаз, – предупредила Дервла. – Я тоже подумываю, не стоит ли переголосовать.
– А я выбираю Хэмиша! – закричала Келли. – Он врач. Это тоже надо уважать.
Келли, как все другие девушки, кроме Сэлли, положила глаз на Джаза, но хотела загладить перед Хэмишем вину за глупые подозрения после пьяной ночи, которую они провели на сексодроме. И особенно за то, что рассказала о своих подозрениях «Любопытному Тому». Не впрямую, конечно, просто пошла в исповедальню и спросила, не случилось ли с ней чего-нибудь, но все поняли, о чем она беспокоилась, это уж верняк. Нехорошо. Люди могли подумать, что она заподозрила Хэмиша в попытке воспользоваться ее беспомощным состоянием. Неприятная штука, особенно по отношению к врачу. И тем более неприятная, потому что Келли убедилась, что в Камере соития ровным счетом ничего не произошло. Поэтому она решила назвать именно его, чтобы он понял – у нее никаких подозрений.
Хэмиш был взбудоражен. Он заметил неурочную отлучку Келли в исповедальню и сильно забеспокоился. Но теперь понял, что ему нечего опасаться. Келли выбрала его себе в партнеры, но если бы она сомневалась в его поведении, она бы вряд ли так поступила.
– К тому же, – продолжала Келли, – у врачей такие чувствительные руки, а девушкам очень нравятся нежные, любовные прикосновения.
Гарри и Джаз разразились пьяными поздравлениями, а Хэмиш поперхнулся в темноте горячим, солоноватым воздухом. Чувствительные руки… нежные прикосновения…Совпадение или она все знала? Была в сознании и наслаждалась его исследованиями и пальцевым проникновением?Вполне возможно. Ведь Келли – она такая бешеная. Хэмиш улыбнулся широкой счастливой улыбкой, но в темноте ее никто не заметил. Все складывалось хорошо, даже лучше, чем он предполагал. Возможно, ему представится новый шанс с ней поладить.
– Браво, Келли! – воскликнул он. – Я глубоко польщен и в свою очередь выбираю тебя.
– Присоединяюсь, сын мой! – завопил Гарри. – Не в обиду другим девчонкам, но у нее такие обалденные сиськи.
– Забудь и думать. Я не любитель групповухи.
– Вы только послушайте этих типов, – расхохоталась Келли. – Они сейчас из-за меня подерутся. Очень романтично. – По тому, как она говорила, чувствовалось, что она здорово набралась.
– Теперь давай ты, Сэлли, – предложил Джаз. – Кого бы ты предпочла?
32
«Правда, вызов, обещание или мнение» – детская игра, в которой участники отвечают на вопросы водящего или выполняют какое-либо задание.