– А ножа никто не касался? – спохватился инспектор. После инцидента с мытьем он был готов к любому повороту событий.
– Никто. Но сейчас придется коснуться, чтобы извлечь из головы. И еще – почти наверняка распилить череп. Неприятное занятие.
– Да уж – Колридж перегнулся через тело, стараясь как можно дальше заглянуть в туалет и при этом не наступить в лужу свернувшейся крови. Для равновесия он уперся ладонями в стены и повернулся к Хуперу. – Подержите меня за пояс, сержант. Не хотелось бы рухнуть на бедную девочку.
Так, в полуподвешенном состоянии, старший инспектор и осматривал место преступления. На него выпятился голый зад погибшей, за которым белела чаша унитаза.
– Все чисто, – заметил он.
– Что именно, сэр? – удивился Хупер.
– Унитаз.
– Ах, вот как… а я было подумал…
– Помолчите, сержант.
– Ее стараниями, – объяснила из-за спины Джеральдина. – Драила дважды в день. Келли не выносит грязных толчков. – Тюремщица запнулась, вспомнив, что Келли пребывала там, где ее больше ничто не волновало. И поспешно поправилась: – Я хотела сказать, не выносила. Такая была аккуратистка.
– Гм… – Инспектор продолжал изучение места преступления. – Должен вас разочаровать, миссис Хеннесси: не такая уж она идеально аккуратная – на сиденье несколько пятен, как я полагаю, рвоты. Благодарю вас, сержант, можете тянуть обратно.
Перебирая ладонями по стенам, Колридж с помощью Хупера обрел вертикальное положение.
– А что с простыней, которой накрывался убийца, а затем унес в мужскую спальню?
– Будем надеяться, что в этом случае шансов больше, поскольку человек, потея, теряет частицы кожи. Некоторые наверняка пристали к материи.
Но тут встрепенулся дежуривший на месте преступления полицейский.
– Мы считаем, что убийца пользовался той самой простыней, в которой впоследствии вышел этот чернокожий, Джейсон.
– Вот как? – задумчиво произнес инспектор. – Значит, если бы заподозрили Джейсона, он сумел бы объяснить, почему его ДНК оказалась на ткани.
– Полагаю, что так.
– В лаборатории разберутся за один-два дня, – вставила патологоанатом. – Распорядитесь отправить?
– Конечно, – отозвался Колридж – Хотя не особенно рассчитываю на успех. Я вижу на двери туалета есть замок?
– Да. Единственный в доме, – ответила Тюремщица. – Электронный. Открывается с двух сторон на случай, если кому-нибудь сделается плохо, человек повесится или всякое такое. Мы можем также открыть его из аппаратной.
– Но Келли не запиралась?
– Никто не запирался.
– Неужели? А почему?
– Видите ли, если у вас над головой камера, попытки закрыться становятся бессмысленными. А о том, что туалет занят, предупреждает лампочка.
– Выходит, убийце нечего было опасаться столкнуться с запертой дверью?
– Да. Примерно со второго дня «ареста».
Инспектор несколько минут изучал дверь и запорный механизм.
– Я решила его вставить в последний момент, – объяснила Джеральдина. – Подумала: пусть у них будет хотя бы видимость интимности. Жалко, что Келли не заперлась.
– Уверен, это бы ее не спасло, – ответил инспектор. – Убийца был настроен решительно. А запорная планка сделана из фанеры. Требуется совсем незначительное усилие, чтобы открыть дверь.
– Похоже, вы правы.
Колридж вызвал полицейского фотографа и проследил за тем, чтобы тот сделал снимки двери и замка. Потом вместе с сержантом Хупером повторил путь убийцы от туалета в мужскую спальню.
– Вряд ли что-нибудь есть на полу – предположил инспектор.
– Я тоже сомневаюсь, сэр. Ребята с первого дня топали по этим плиткам двадцать четыре на семь.
– Двадцать четыре на семь? – не понял Колридж.
– Это такое выражение, сэр, – осклабился сержант. – Означает: двадцать четыре часа все семь дней недели.
– Гм… весьма полезное… во всяком случае, экономное.
– Именно, сэр.
– Полагаю, американское?
– Так точно.
– Интересно, в нашей стране еще появляются хоть какие-нибудь новые выражения?
– Меня интересует другое, сэр: найдется ли в Англии второй человек, кроме вас, которому это не до лампы? – Хупер знал, что мог безнаказанно ерничать: Колридж давно его не слушал и нисколько не тревожился о трансформации английского сленга. Таков был способ его концентрации – старик становился еще зануднее, когда мозг приступал к решению проблемы. И на долгие недели погружался в мрачную педантичность.
Он еще с полчаса поизучал обстановку и, не обнаружив ничего существенного, оставил на месте преступления криминалистов, а сам решил побеседовать с подозреваемыми.
День двадцать восьмой. 3.40 утра
«Арестантов» собрали в комнате совещаний на втором этаже производственного помещения «Любопытного Тома» по другую сторону рва. Семерых усталых, испуганных молодых людей коротко допросили, разрешили принять душ и привели сюда. Они сидели здесь больше часа, и ужасная правда ночных событий постепенно доходила до их сознания.
Умерла Келли. Девушка, с которой они четыре недели жили в одном доме и дышали одним воздухом. А всего несколько часов назад дурачились и смеялись.
Это была вторая,самая потрясающая мысль, с которой приходилось мириться. А первая – очевидный факт, что убийца – один из них.
Смысл этого не сразу проник в их сознание. Сначала все плакали, обнимались, обменивались недоуменными восклицаниями и сочувствовали друг другу. «Арестантам» казалось, что во всем мире остались они всемером и теперь связаны особыми узами, которые не понять никакому чужаку. Все представлялось призрачным и нелепым: четыре недели взаперти, затем пьяная, сумасшедшая выходка в парилке, неожиданная «оргия», которая удивила их самих, смерть Келли и куча полицейских в доме.Последнее казалось самым странным. В доме,где не имели права появляться посторонние и откуда выходили только после сложной процедуры голосования, запросто расхаживали копы! Да, они являлись и раньше, когда арестовывали Воггла. Но тогда все выглядело совсем по-другому. Участников шоу было больше, и их никто не прогонял с их территории. А теперь всех загнали в крошечное гетто, в мужскую спальню, и они долго выпрашивали разрешения помыться.
Поначалу этот опыт их сплотил. Но вот Джаз, Газза, Дервла, Мун, Дэвид, Хэмиш и Сэлли уселись за стол совещаний – хмель быстро улетучивался из организмов, и вместе с ним испарялось призрачное чувство солидарности, сменяясь страхом и подозрением.
Колридж вызывал одного за другим – людей, с которыми ему вскоре предстояло близко познакомиться. И после очередной беседы все отчетливее выступала удручающая истина: либо эти шестеро не виноваты и ничего не знали, либо все просто покрывали друг друга. Потому что ни один из них ничего не хотел сказать о человеке, который вышел из парилки, чтобы расправиться с Келли.
– Честно говоря, инспектор, – заявил Джаз, – я понятия не имел, что там и как. Знал только, где из парилки выход, и все. Внутри абсолютная темень, поверьте – именно абсолютная. Мы сидели внутри два часа и крепко набухались. Буквально в стельку…
– Откуда вам стало известно, что именно два часа? – перебил его Колридж.
– Ниоткуда. Потом услышал. А в парилке все по барабану: что два часа, что две минуты, что два года.Мы прибалдели, поплыли, превратились в зомби и поймали двойной кайф. А потом завелись. Я лично на полную катушку. Понимаете, целый месяц воздержания, а тут привалило!На кой мне выход? Мне было здорово там, где я был.