— А можно мне попробовать?
Он просиял. Отповедь Ольги расстроила его. Требовалась компенсация дефицита женского внимания. Он протянул девушке снарядные боксерские перчатки-блинчики.
— Надень, а то кожу на кулаках сожжешь. Молодец, прямо настоящий боксер!
Он вплотную пристроился к Анжеле, взял ее за запястья и принялся показывать правильную, с его точки зрения, траекторию прямого удара.
Лось вышел из спальни в раздражении и подошел к Ольге.
— Твоя подружка с ума сошла. Влюбилась, наверное.
— Как я ее понимаю! Я. может, тоже влюбилась, — улыбнулась она в ответ.
— В меня?
— Не угадал. А у тебя что нового? Я слышала, у Бормана с Расулом война намечается, а ты тут «за зеркалом» спрятался.
— Я не спрятался! — взорвался Лось. — Если война начнется, я всю эту ерунду брошу и уйду. Но сначала шенка Расулова придушу.
— Какие же вы все кровожадные! — с презрением заметила Ольга. — Один тут сидел, зубами скрипел — всех зарэжу! И ты туда же.
— Жизнь такая, — нравоучительным тоном произнес Лось. — Люди несвободны в поступках. Так один умный человек сказал.
— Философ древний?
— Нет, Борман, — Лось понизил голос до шепота. — А наше дело собачье. Приказали — выполняй. Может ведь и так случиться, что мне, например, тебя придется зарезать. Но для тебя я сделаю исключение. Обещаю, ты ничего не почувствуешь.
Ольга наклонилась к нему и медленно, с расстановкой произнесла:
— Так иди к своей хозяйке, пес, полижи у нее… сам знаешь где.
Лось сжал ее руку так, что побелели суставы.
— Со мной так шутить не надо. Я на пол головы контуженный, шуток не понимаю.
Лось в сильнейшем раздражении вскочил и, бросившись вон из столовой, столкнулся в дверях с Русланом.
— Не суйся под ноги, чурбан! — поприветствовал бригадир Мартанова-младшего.
Тот побледнел от гнева и с разгона попытался заехать арийцу коленом в пах. Лось, будучи опытным бойцом, успел уклониться: оба, сцепившись, рухнули на пол, едва не повалив хлипкие зеркальные стены. Тут же в студию вбежали охранники и растащили яростно сопротивлявшихся соперников в стороны. Камермен предусмотрительно вывел эту сцену из поля зрения телеобъективов…
Режиссер Задославский и продюсер Сароев, наблюдая за взаимоотношениями «застекольщиков», утирали слезы счастья и умиления.
— Ну что? — твердил режиссер. — Какие шекспировские страсти! Тебе этого мало?
— Да, высокие отношения! — согласился с ним Сароев. — Будем надеяться, что они продолжат свое развитие…
Намахавшись штангой, Яго прошел в ванную. По дороге он чуть не столкнулся с Диной, которая также решила принять душ. При встрече он испуганно шарахнулся в сторону. Но она вдруг довольно дружелюбно подозвала его жестом.
— Ты все еще обижаешься?
— С чего ты взяла? — он постарался изобразить оскорбленное величие.
— Нет? Очень хорошо, — Дина хлопнула его по богатырскому плечу. — Так вот, Яша, у меня для тебя дело будет. Сделаешь четко — не пожалеешь. Не сделаешь — пожалеешь. А пока свободен.
Она скрылась в одной из душевых кабин. Яго проводил ее полным ненависти взглядом и направился в другую.
Первая неделя содержания в прозрачной клетке близилась к концу. Через два дня зрители должны были подвести итог и решить, кого из участников шоу покарать изгнанием. Отношения между «зазеркальщиками» нисколько не улучшились, но, к неудовольствию режиссера, и не обострились. Кипение страстей несколько утихло.
Трансляция и видеозапись шли без перерывов, за исключением еженощного пятиминутного «привета от Чубайса». Но это ощущали только наблюдатели из Интернета. Кстати, согласно концепции игры, ее участники имели, правда, ограниченный доступ к сети, и могли смотреть касавшиеся шоу новостные программы. Все это должно было сопособствовать росту напряженности в коллективе.
Крюков внимательно приглядывался к обитателям Зазеркалья. Теперь он мог составить, пусть неточные и приблизительные, портреты самих «зазеркальщиков».
Руслан Мартанов, как и ожидал сыщик, оказался самым прозрачным в смысле предсказуемости. Он был, что называется, весь на виду. Этакий большой колючий драчун. Он готов был драться когда угодно и с кем угодно. Подсознательная тяга к созданию конфликта и моментальному силовому его разрешению составляла всю его сущность. Крюков подумал, что в скором времени у папаши Расула появится опасный конкурент, ибо Мартанов-младший больше всего на свете не любил подчиняться кому бы то ни было. Похоже. единственное, чего он по-настоящему боялся, — это показать себя трусом, недостойным звания мужчины.