– О чём ты?
– Ну-у-у… – Она удивлённо вскинула брови. – Ну это!
– Я не понимаю. – Пришёл мой черёд недоумённо морщиться.
– Дети, внуки там. – Мама помахала рукой, пытаясь состроить невинную гримасу. – Они уже так долго вместе, дом купили, у Асахи работа хорошая, может быть, и о детях подумали…
– Может, и подумали, но явно не додумали, – фыркнул я. – Живот её был плоским, и никаких признаков беременности я не заметил.
– Ой, да ну тебя! – Мама потрепала меня по голове, допивая свой чай. – Мне пора. Не забудь про таблетки. – Она чмокнула меня в макушку и, закинув кружку в раковину, выбежала в коридор. – Иттекимас[3].
– Иттерасяй[4].
Быстро собравшись, она ушла, не забыв перед самым выходом ещё раз напомнить мне про лекарства. Я остался один на прогретой кухне, залитой тёплым светом от лампы, в компании корреспондента и дикой метели, что готова была похоронить под собой весь Токио.
Мы договаривались встретиться в университетской библиотеке. Та работала круглосуточно семь дней в неделю и была идеальным местом для занятий: просторная, светлая, с бесчисленным множеством книжных стеллажей, удобных письменных столов, стоящих друг от друга на достаточном расстоянии, чтобы никому не мешать; вдоль окон располагалась компьютерная зона, а на втором этаже – кафетерий, где были удобные мягкие диванчики, которые практически всегда были заняты – нами в том числе.
Нас было немного. Всего четверо, включая меня, и почти все так или иначе друг с другом знакомы, поскольку у нас частенько совпадали курсы. Не то чтобы у меня было много друзей (скорее наоборот), но я не чувствовал себя неловко, пускай и предпочитал больше слушать, чем говорить, если речь касалась не учёбы.
– Что-о-о? – картинно удивилась Иномэ-сан, откусывая кусочек от большого печенья с шоколадной крошкой.
– На английском, пожалуйста. – Ивасаки-кун отрицательно покачал головой, давая понять, что не будет отвечать, пока она не перестанет говорить на японском.
Иномэ-сан простонала. Потом закусила нижнюю губу, мило надув румяные щёчки, и с лёгкой улыбкой произнесла:
– Что-о-о?
– Так уже гораздо лучше, – усмехнулся он. Одной рукой он потянулся к стаканчику со своим кофе, а другой к тетрадке, где мы несколько минут назад расписывали теорию. – Но Ямада-сенсей[5] действительно хочет сделать меня своим ассистентом.
– Ужас, меня окружают одни умники! – Иномэ-сан рассмеялась, откидываясь на спинку дивана. – Вот ты, Ивасаки-кун, станешь ассистентом, а там и до преподавания рукой подать; Хагивара-кун… – От звука своей фамилии я встрепенулся. – Он хочет взять ещё один язык… Какой это уже по счёту? И ведь всё понимает – вот это талант! Одни мы с тобой, Сугияма-кун, бестолочи.
– Э-э-э, ну-у-у… – Сугияма-кун нервно почесал затылок, смахивая с глаз чёрную чёлку. У него было очень туго с разговорным языком, поэтому он предпочитал отмалчиваться. – Зато ты, Иномэ-сан, хорошо говоришь… не то что я.
Она поёрзала на месте. В отличие от меня или Сугиямы-куна, Иномэ-сан с трудом могла сидеть на месте и ничего не делать – она любила говорить без умолку, но это была вполне себе успокаивающая болтовня, потому что в большинстве своём не несла в себе ничего важного. В её словах никогда не было скрытого подтекста, состоящего из жалости к собеседнику, которые я отчётливо слышал от своих родственников, видевших во мне живой труп. Именно поэтому их компания меня не раздражала, но и сближаться я не решался, ведь тогда бы они узнали, что у меня не только сахарный диабет, но и куча всего ещё, что потихоньку убивало меня изнутри. Тогда они взглянули бы на меня по-другому – так же, как это делали родители, брат со своей женой и многочисленные медсёстры с врачами, которых я встречал в больницах.
– Я? Да по сравнению с Хагиварой-куном я бестолковый ребёнок! Когда у меня недавно американец спросил дорогу, я растерялась и убежала, потому что все слова в голове перемешались и я не могла выдавить из себя ни звука. Такой стыд! – Она спрятала лицо в ладонях, и я заметил, что шея её покрылась розоватыми пятнами. – Вот ты, Хагивара-кун, какие языки знаешь?
– Гм… – Я подавился воздухом оттого, что все взгляды вновь были устремлены на меня. – Английский, корейский, немного испанский и думаю в новом семестре начать русский…
– Русский? – Ивасаки-кун удивлённо вскинул ухоженные брови. – Он же такой сложный… Ни иероглифов, ни латиницы – совершенно другая письменность, да и к тому же он один из самых сложных в изучении! Ты явно сошёл с ума, Хагивара-кун!
3
Иттекимас – 行ってきます (itte kimasu) – буквально значит «Я ухожу» или «Я покидаю». Когда японец куда-то идёт, он обычно говорит это тому, кто его провожает.
4
Иттерасяй – отвечает тот, кто остаётся. 行ってらっしゃい (i tte rasshai) в буквальном смысле значит «Пожалуйста, иди».
5
Сенсей – вежливое обращение к учителю, врачу, писателю, начальнику или другому значимому лицу или старшему по возрасту человеку.