— Так это, блин! — изобразил я от себя, а после вновь пошел по тексту. — Я находился в стороне, а тут как раз, какой–то прохожий, который одет совершенно, как я. Когда мальчишка пистолет достал и начал целиться, у меня выхода другого не было.
— А после выстрела вы ведь могли обратиться в правоохранительные органы, — сказал свою реплику полковник.
— Здесь, извините, ко мне с самого начала так отнеслись, — прочитал я с листа несколько меняя порядок слов. — Испугался, что не поверят, честное слово.
— Что ж, Виктор Николаевич, — показав мне большой палец правой руки и не меняя зверского выражения лица, завершил беседу полковник. — На патронах в обойме ТТ — отпечатки мальчишки. Дневник на квартире его матери нашли: почерк его, подделка исключена. Получается, действовали вы в рамках закона, претензий у органов внутренних дел быть к вам не может.
— Так это… — обалдев от неожиданности, я чуть со стула не подскочил. — Могу идти?
— Спешить не будем, — улыбнулся полковник и выключил диктофон. — Им тоже будет полезно послушать.
Поднялся, подошел к двери, гаркнул. Вот уж отработанный командный голос:
— Распечатайте протокол и дайте на подпись!
Мы еще с пол часа сидели и листали валявшиеся в кабинете начальника ОВД журналы.
— До свидания, Виктор Николаевич, — пожимая мне руку сказал полковник перед самым выходом из околотка. — К сожалению, местная милиция сработала не слишком эффективно. Спасибо большое за помощь. Оружие вам скоро вернут.
Местный подполковник смотрел на меня с нескрываемой ненавистью. Михайлов с Ковальчуком — так, что сразу же становилось ясно — здесь мне лучше в следующий раз не появляться.
А на воле меня ждала боевая подруга.
— Витя! Витя! Вы настоящий герой! — глядя на меня во все глаза простонала Таня Чернова. — Теперь люди ночью могут ходить спокойно!
— Ну… Так это… Е-мое… — все еще изображая работу мысли, будто читал по бумажке, огрызнулся я. — Чему учили, блин!
— Вик! — а он ведь, Вовка Семенов, впервые в жизни ко мне так обратился, когда я уже в «копейку» садился, на которой Таня прикатила. — А Варвара Викентьевна скоро вернется?
— Скоро, — машинально ответил я и поспешно соврал. — Звонила вчера. Со дня на день приедет.
— Я так и думал, — как–то слишком зло глянул на меня Вовка. — Так и думал, что вот–вот объявится.
— Вов, да чего ты? Володя?
— Не попасть тебе человеку в висок с тридцати метров, да еще в темноте. Никак не попасть, — сердито сказал Вовка. — Она бы попала. И никому другому свою «Эфу» ты бы не дал. Все в игрушки играете!
— Вов! — рассердился в свою очередь я. — Она бы его живым взяла! Неужели ты не понимаешь?
Вовка задумался.
— Она бы — да, — согласился в конце концов он. — Ладно, бывай.
— Постреляем еще, — пообещал я напоследок. — Не злись, Вовка, так получилось все. По дурному.
Таня Чернова стремглав отвезла меня домой, где делать мне совершенно ничего не хотелось. А что делать–то — пять утра! Проснувшись днем, я тоже был не способен к какой–нибудь целенаправленной деятельности. Валялся и смотрел в потолок.
Очень хотел, чтоб так и до ночи продолжалось, но тут позвонил Дед. Они с Кулаком окончательно «вычислили» Щукина. Вот только мне было уже и на миллион плевать, и вообще.
— Виктор, что с вами? — Таня задала этот вопрос, когда совсем стемнело и, поднявшись с дивана в курительной, я налил нам по бокалу «Бакарди».
— Ничего. Я человека убил, — хороший ром пьется, как сухое, не смотря на его сорокоградусную сущность.
— Ты?.. Вы?.. Но, Витя…
— Давай еще по одной, — свой пустой бокал я разбил, швырнув в камин. — Я, а кто же еще? Я с самого начала был, как у Христа… Еще хочешь?
— Виктор, он убил многих и получил свое.
— Ага, и мне это решать. Однажды я убивал сам, но тогда я спасал человека, которого люблю, а сегодня… Убили за меня, но виноват–то я! Ничего ты не знаешь!
— Виктор, все будет хорошо, успокойся, — тихо прошептала она обняв меня за плечи.
С ней, и правда, оказалось очень хорошо, с этой неуклюжей московской девчонкой.
— Вик, твоей девушке это совсем не понравится, — мягко предупредила она на пороге моей спальни. — Лучше не надо.
— Ты ее совсем не знаешь, — сказал я, увлекая Таню во тьму такой стильной, с черными шелковыми простынями, комнаты. Свет включить она мне не позволила, но целовалась эта скромница на редкость замечательно. И вообще…
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Проснулся я один и некоторое время совсем не мог понять, чего именно мне не хватает. Проверил душ — никого. Вышел из комнаты. Голоса донеслись из кухни.
— Варюшка! Милая!
Она, родная, единственная стояла передо мной в легком коротком халатике на голое тело.
— Пошел ты! — взглядом своим хозяйка меня, будто бы обожгла. — В доме — бардак! Патронов расстрелял, как на гражданской войне. Я приезжаю, а он…
— Варюша, он, все–таки, мужчина.
Я чуть не подпрыгнул, услышав этот голос. Точно, мама Катя, собственной персоной — Варькина биологическая мать, зачала Варьку на некоем индуистском кладбище в процессе ритуала тантра–йоги… В общем, они всегда спорят, кто из них опасней.
Мама Катя сидела вполне миролюбиво — в легеньком, легче Варькиного, уж поверьте мне, халатике — и делала себе маникюр. Черные как смоль волосы раскинулись по нарочито оголенным плечам, тугие весьма соблазнительные груди так и перли из–за пазухи…
— Здрас–те! — изобразил я на физиономии радостную улыбку.
— Тра–та–тата-та–тида–тада!!! — даже если наш с Варькой адвокат Щепкин перестанет читать мои черновики, я и тогда не решусь воспроизвести то, что сказала в этот момент Варька.
— Варь, Таня нормальная девчонка, — попытался успокоить я. — Ну, подумаешь… Ты же меня ни к кому никогда не ревновала…
— Ты что, идиот? — злобно уставилась на меня хозяйка.
— Варюша, это так романтично, — продолжая обрабатывать пилочкой ноготь своего мизинчика вздохнула мама Катя. — Они встретились однажды и никогда не увидят друг друга вновь. Она спасла ему жизнь и ушла в небытие.
Варька снова весьма гнусно выругалась.
— Мама Катя, ты на что намекаешь? — хлебанув стакан томатного сока, требовательно спросил я. — Вы куда ее дели?
Сознаюсь, в этот момент я подумал о гигантской печи в подвале Варькиного особняка. Обычно мы используем этот агрегат для избавления от улик, но Варька как–то намекала, что печь может работать и в качестве крематория…
— Уехала, — коротко ответила мама Катя.
— Лучше заткнись! — приказала мне Варька.
— Нет… Как это?.. — сделал я робкую попытку неповиновения. — Вот так, не попрощавшись?
— Вик, у нас, вообще, вся жизнь такая, — вытянув руку и на расстоянии любуясь идеально обработанным мизинцем, сообщила мама Катя. — Сегодня здесь, завтра там. Случайные напарники, случайные связи…
— Извращенка!.. Нимфоманка!.. — вновь рассвирепела Варька и, швырнув, рассадила о стену тарелку из нашего дорогущего сервиза.
— Варюша… — встретившись с ней глазами, я решил не испытывать судьбу и замолчал.
— Она же с ним в первый день не легла, — пожала плечами Катя Романова и занялась ногтем безымянного пальца левой руки. — В последнее время ему здорово пришлось понервничать. И я разрешила Тане эту маленькую шалость.
— Дяде Сереже все скажу! — пригрозила Варька.
— Постой, она что, тоже из родственников что ли? — постепенно начало доходить до меня. — У нее же зрение ни к черту, и вообще…
Варька вновь проскрежетала сквозь зубы какой–то матюк.
— Вик, изменить внешность — так просто, — одарила меня безмятежной улыбкой мама Катя. — Контактные линзы понижающие зрение и очки на столько же его повышающие, например. Ведь носить очки с простыми стеклами — подозрительно. А эта мешковатая одежда? А дурацкая прическа? Уверяю, твоя Таня Чернова вовсе не такая нескладная, какой хотела тебе представиться. Ты ее, пожалуй, и не узнаешь, если в следующий раз встретишь.