— Положите на место! — крикнул Пэйнтер. — Это вещественное доказательство!
Холстэд, седой, сонный мужчина, приподнял бровь.
— Вы нашли это в кармане моего клиента? — осведомился он.
— Нет, — признал Пэйнтер. — Но если вы думаете, что у нас недостаточно других обвинений против него, то вы глубоко заблуждаетесь. Кстати, а кто вас сюда впустил?
— Честно говоря, Питер, нам пришлось кое с кем потолковать, — сказал Холстэд. — Похоже, один из ребят, которых вы заграбастали, оказался сыном судьи Пайка. Это добавило смазки в шестеренки закона.
— Шейн привлечен за нечто более серьезное, чем пьянство и беспорядки, — сказал Пэйнтер. — Молодого Пайка вы можете забрать в любую минуту. Шейна мы не выпустим, пока не получим медицинского заключения о состоянии сержанта Маккуайра, то есть не раньше чем через двенадцать часов.
Холстэд улыбнулся и взглянул на Рурка.
— Тим?..
Репортер взял у Шейна конверт и вытащил из него пачку глянцевых фотографий.
— Настоящая конфетка, — радостно сказал он. — Воскресные газеты уже не успеют дать этот материал, Майк, но ты и твои новые друзья — в понедельник вы займете три первые страницы целиком, это я гарантирую. Я мельком глянул на изъятую кинопленку: думаю, мы вырежем оттуда два-три наименее страшных кадра и используем их в качестве гарнира.
Он передал Шейну несколько фотографий. Будучи очевидцем и участником событий, детектив помнил, что девушки на вечеринке не были обременены одеждой. Рурк ткнул пальцем в Ли, размахивавшую пустой бутылкой: ее блузка была расстегнута сверху донизу.
— Придется заретушировать некоторые места, — сказал он. — Иначе почтовые отделения зарубят весь выпуск. Мы все-таки семейная газета.
Шейн рассмеялся.
— Фотограф заслужил медаль за отвагу на поле боя, — сказал он.
— Фотограф не жаловался на жизнь, — заметил Рурк. — А теперь я хочу обратить твое внимание на три снимка с сержантом Маккуайром. Мы все горько заплакали, когда узнали, что за беда с ним приключилась. Такая блестящая карьера — и вот, вывихнутая челюсть, да еще и трещина в кости…
Он разложил в ряд три фотографии. На первой Маккуайр возвышался над Бетти с дубинкой, занесенной для удара. Бетти сжалась в комок, на ее щеке уже алела глубокая царапина. Лицо Маккуайра было искажено яростью, глаза налились кровью. Это была классическая фотография полицейского-садиста и его беспомощной жертвы. На второй фотографии Шейн перехватывал дубинку на лету. Третий снимок изображал Маккуайра, сползающего по стене после удара Шейна.
— Сначала она укусила его за шею, — запротестовал Пэйнтер. — Однако никому и в голову не пришло это сфотографировать.
— С каких это пор Маккуайра надо укусить за шею, чтобы он раскроил кому-нибудь череп? — спросил Рурк.
Пэйнтер внимательно просмотрел фотографии, затем яростно сгреб их в кучу, разорвал пополам и швырнул обрывки в угол.
— Они извращают факты! Но я здраво смотрю на вещи, Рурк. Их нельзя публиковать: это убьет нас. Это разрушит образ полиции и сведет на нет многолетние усилия по поддержанию порядка. Дайте мне слово, что вы их не опубликуете, и можете уходить отсюда вместе со своим рыжим приятелем.
— Мы требуем, чтобы Маккуайр был уволен, — добавил Шейн.
Пэйнтер побагровел.
— Если я приду к выводу, что сержант Маккуайр мне больше не нужен, я сам приму соответствующее решение! — рявкнул он.
Шейн обменялся взглядом с адвокатом.
— В таком случае, Питер, мы можем попытать счастья в суде, — мягко сказал Холстэд. — Если Майк будет отпущен, а я в этом не сомневаюсь, то я посоветовал бы ему подать жалобу на незаконный арест. Вы знаете, Питер, Маккуайр уже давно напрашивался на это, — добавил он менее официальным тоном.
Пэйнтер оторвал от лацкана своего пиджака красную гвоздику и принялся выщипывать лепесток за лепестком, бросая их на пол.
— В один прекрасный день, — процедил он, — когда-нибудь, Шейн, ты все-таки пересечешь черту, и будь уверен, я буду поджидать тебя с большим мачете в руке. Тебе опять повезло. Если бы там не было фотографа-хорошо, подождем до следующего раза. Я умею ждать. В следующий раз ты и оглянуться не успеешь…
— Майк, — вставил Сандерсон. — Что ты там говорил про мертвого парнишку — Донахью, или как его там?
— Разве я что-то говорил? Уже поздно, Боб, я устал. У меня мысли путаются.
Сандерсон сокрушенно пожал плечами.
— Что ж, Майк, я не стану тебя винить, — сказал он.