– Про дешевые мог бы и помолчать, – Дорогин взял его под руку, отвел в сторону, вручил деньги.
– Десять минут, – ответил Абеба, – и я вернусь.
Ждите.
Часов у Абебы не водилось уже лет десять. Но на вокзале этого добра хватает, и никто из прохожих не откажет подсказать, если эфиоп поинтересуется, который сейчас час. Даже забавно – эфиоп не просто грязный и вонючий бомж, а изображает из себя Пушкина, светоча русской поэзии.
В районе, прилегающем к Киевскому вокзалу, народу много. Каждый из этих тысяч людей чем-то занят. Кто-то ожидает поезда, кто-то спешит, кто-то курит, а некоторые просто бездельничают, наблюдая за суетой. Эфиоп торопился. Он двигался настолько быстро, насколько мог. Люди расступались, едва завидев грязного, оборванного человека выдающейся внешности.
– Вон, смотри, негр идет, – показывали пальцами колхозники, приехавшие из глухой провинции, откуда-нибудь из Кривого Рога в столицу России.
– Точно, негр!
– Пушкин идет! – хохотали другие.
– Фу, какой вонючий, мерзкий бомж! – брезгливо отворачивали носы и старались не смотреть в сторону Абебы интеллигентного вида женщины.
С Абебой никто не хотел столкнуться, отскакивали в стороны, наступали друг другу на ноги, иногда извинялись, а иногда ругались матом.
– Куда прешь, как на буфет!
– Да вот, извините, тут этот.., видели, вон чернокожий побежал?
– Где?
А шевелюра Абебы уже плыла шагах в десяти, выныривая, как куча травы, на течении реки. Абеба спешил к цветочным киоскам. Он мог там купить самые лучшие и самые недорогие цветы, благо, был знаком почти со всеми торговцами. А с кем не был знаком лично, то был уверен, что его все равно знают, больно уж он приметный персонаж вокзальной жизни.
– Абеба! Абеба! – услышал он надтреснутый голос и увидел бомжа в пальто неопределенного цвета и в белых туфлях с черными лакированными носами.
Абеба замер.
– Жук, ты что ли! – бомжи поздоровались, как старые приятели.
– Я слышал, тебя менты замели, говорили, что ты попал под замес?
– Кто говорил?
– У нас тут все говорили, что тебя взяли и даже браслеты защелкнули на лапах.
– Было дело…
– Слушай, Абеба, тут у меня, – бомж отвел полу драного пальто, из внутреннего кармана торчало горлышко бутылки. – Смотри, какая штука “Черноголовка”.
Спрашивать, где бомж взял дорогую бутылку, смысла не было. Захочет, сам расскажет, а если не захочет, то из него и клещами информацию не вытащишь, будет держаться, как комсомолец на допросе. Жуку было лет сорок пять, а выглядел он на все семьдесят. Пальто он носил поверх грязной, засаленной черной майки с потускневшим и запачканным изображением черепа и двух молний. Такие майки носят металлисты и байкеры.
На шее у Жука поблескивала толстая цепь из нержавеющей стали.
– Чего тебе рассказать, Жучара? – поинтересовался Абеба.
– Хочу спросить, кто тебя вытянул из кутузки?
– Я в кутузке и не был. В обезьяннике подержали полчаса, а потом за меня заступились.
– Кто это за тебя заступился? – Жук с недоверием посмотрел на Абебу, а тот постучал себя кулаком в грудь.
– Есть у меня друзья, есть!
– Так, может, выпьем? – глядя в глаза эфиопу, сказал Жук.
– Оно, конечно, можно, но я спешу по делам.
– Какие у тебя еще дела? Давай зайдем за киоск или в сторонку отскочим и по-быструхе шарахнем?
Выпить Абебе хотелось так, как может хотеться лишь страждущему в пустыне. У него с утра макового зернышка во рту не было, а похмелиться он так и не успел, да и не за что было. А тут – блестящая возможность поправить ситуацию и решить насущные вопросы. Голова болеть перестанет, в глазах вспыхнут веселые искры.
– Давай, – рубанул рукой воздух эфиоп. И только тут вспомнил, что еще полминуты назад спешил, что он выполняет поручение – купить цветы. – Ну, давай понемногу, а потом я вернусь, и у меня к тому же деньги будут.
– У тебя деньги? Откуда?
– Будут, будут, – сказал Абеба и прошипел:
– Я памятник воздвиг себе нерукотворный…
– Хватит тебе, козел, надоел уже! Дергаешься, как обезьяна, а толку никакого! – и два бомжа заспешили в укромное местечко, известное лишь сотрудникам милиции да таким же убогим попрошайкам, как они сами.
До вокзала было рукой подать, слышались голоса, крики, сигналы машин, грохот поездов, а вокруг не было никого.
– Ну, давай, – свинтив пробку, Жук откупорил бутылку и принялся вливать спиртное себе в рот, скосив глаза к переносице, чтобы не отхлебать больше половины, но и себя не обделить.
У Абебы обильно текла слюна, и он едва успевал ее сглатывать.
– Стоп, машина! – сказал Жук, подавая остатки водки корешу.
Абеба повторил трюк собутыльника, жидкость без остановок перелилась в горло. Жук подал Абебе окурок, они присели на бетонные плиты, затянулись и почувствовали, как блаженство растекается по телу. Минут через пятнадцать Жук напомнил:
– Ты, Абеба, спешил куда-то, говорил, бабки у тебя будут. Хорошо бы добавить, а? Пивком полирнуть или винчиком.
– Точно! – Абеба вскочил, как ужаленный пчелой. – Эх ты, гад, Жучара, чего раньше не сказал? – и Абеба помчался в сторону вокзала.
Братья Вырезубовы уже решили все свои дела. Коробки со свежесрезанными розами отдали Тарасу, учтиво называя его “дядя Тарас” и на “вы”. Хохол же поинтересовался, как поживает Наталья Евдокимовна, и когда узнал, что женщина в больнице, посочувствовал братьям, попросил, чтобы те передали поклон матери.
– С удовольствием передадим, дядя Тарас, – сказал Григорий.
– Минут через пятнадцать подскочите за деньгами, мне как раз подвезут.
– Хорошо.
Хохол направился к киоску, а братья Вырезубовы прошлись по цветочным рядам, брезгливо морщась, – они всегда так смотрели на цветы, выращенные другими, – и направились к своему автомобилю.
С Абебой Вырезубовы столкнулись лоб в лоб.
– Здорово, братья! – крикнул эфиоп, заглядывая в глаза то Григорию, то Илье.
– Здорово, – сказал Илья.
Григорий посмотрел в сторону и сплюнул под ноги, – “друзья, прекрасен наш союз!” – выкрикнул Абеба знаменитую фразу из Александра Сергеевича. – Мне цветы нужны, – позарез нужны, женщинам нужны цветы! У меня и деньги есть. Ну, конечно, если недорого…
– Тебе нужны цветы? – братья переглянулись, и этот взгляд все решил.
– Ты знаешь, как обрадуется мама? – почти шепотом, с придыханием, произнес Григорий.
– Мама?
– Да-да, обрадуется! Это для нее будет такой подарок, просто закачаешься! А?
– Точно, брат, – Илья потер руку об руку. – Ладно, нужны цветы, так пойдем. Сколько тебе?
– Штук пятнадцать, два букета.
Абеба абсолютно не ориентировался ни в стоимости цветов, ни в их качестве. Единственное, что он знал, так это то, что братья Вырезубовы привозили к вокзалу самые хорошие и дешевые розы.
– Иди за нами, только не так близко, – наморщив лоб и скривив губы, зло буркнул на эфиопа Григорий. – Иди за нами шагах в десяти. А ты, Илья, сбегай к хохлу, деньги возьми.
– Деньги завтра возьмем!
– И то верно, – сказал брат.
Они направились к машине, оглядываясь по сторонам. За ними никто не наблюдал, кроме пьяноватого бомжа, приятеля эфиопа.
– Знаете что, друзья, я не покупал цветы уже лет десять.
Братья опять переглянулись, и каждый из них подумал примерно одно и то же: “Ну, чертов эфиоп, больше ты их уже никогда покупать не станешь, мы постараемся”.
– Да, мама будет рада. Завтра заберем ее из больницы и приготовим подарок.
– Что-что? Какой подарок? – эфиоп забежал наперед и посмотрел на Григория. – – Я тебе сказал, где идти! – как на собаку, рыкнул Илья. – На десять шагов позади нас!
Когда троица добралась до фургона, братья опять переглянулись. Илья залез в кабину, а Григорий, поигрывая связкой ключей, подошел и открыл заднюю дверь микроавтобуса.
– Залезай, бери в коробке, в длинной. Эфиоп на четвереньках пополз по днищу, микроавтобус немного качнулся.