– Не расскажешь? Если честно – у тебя ведь просто не было времени обдумать ситуацию.
– О господи, откуда тебе знать?
– Что?
– Что я чувствую. Всё, как два года назад. Но хуже. Или лучше, – она всхлипнула.
– Не плачь.
– Я не плачу. Я всхлипываю.
Глубина её чувства поразила его – чувства, которое он разбудил и теперь использовал.
– А если я останусь на несколько дней?
– Хоть навсегда, – прядь волос упала ей на лицо и она откинула её назад, – Ты думаешь, что используешь меня – а не использовать не можешь, у тебя просто нет выбора. Но я делаю то, что делаю, потому что хочу этого. Ты не обязан любить меня…или даже притворяться, что любишь. Видишь, ты меня совершенно не используешь.
Она изо всех сил боролась за своё счастье – каким бы кратким оно не было. Да и не в природе счастья быть долгим.
Потом, уже в постели она сказала:
– Давай просто полежим так немного. Хочу запомнить как следует. Я уже пыталась в прошлый раз и ничего не вышло.
Ей хотелось запечатлеть в памяти навсегда: этот миг, это чувство, этот его запах, его самого, мрачной тенью нависающего над ней – а на самом деле тёплого, живого и прекрасного.
– Господи, какой ты красивый, – выдохнула она, прижимаясь к нему.
– Целуй меня, – прошептала она, – целуй меня крепче.
Она знала, что ничего не запомнила, но это больше её не тревожило.
Фрэнк Смит спал. Снилось ему, что Джоан, которую он уложил в соседней комнате, стоит теперь над его кроватью. Сны всегда бывают такими… Потом он окончательно проснулся, и понял, что это не сон.
– Забавно, – сказал он.
– Что ты хочешь на завтрак?
– Я сам готовлю для себя.
– Нет – пока я здесь.
– Забавно, – повторил он, – Ты это всерьёз?
– Да.
Он сказал.
– Спасибо, – она забралась в постель и прижалась к нему.
– Ты чего?
– К чёрту все эти раздельные комнаты. Мне одиноко.
– Хорошо, – сказал он, – Хорошо…
Ему было не по себе, но Джоан быстро исправила положение.
Не по себе было и Контролеру. Он смотрел в темноту и не мог заснуть.
Причины волноваться были. Контролер, единственный кроме Фрэнка Смита, понимал, КТО им противостоит.
Он ворочался с боку на бок, но делал это медленно и острожно – чтобы не разбудить жену. Что за жизнь…
Министр провёл вечер в театре. Показывали эротическую комедию.
Эротики он в ней находил не больше, чем в приступе зубной боли, юмора – и того меньше.
В пьесе играла чёрная красотка из Фалхэма и она уже пару месяцев приглашала его. Все отговорки были исчерпаны, пришлось сходить. Единственное, что немного понравилось – её позы на сцене. Глядя на которые, он вспоминал некоторые из их поз – вне сцены.
– Отличный спектакль, – сказал он после, – Великолепно.
– А как тебе я?
– Потрясающе. Какая игра. Как чёрная Бернар.
– Ты что, издеваешься?
– Нет, конечно. В самом деле. Честное слово.
Потом они вернулись в Фалхэм. На обратном пути он пребывал в благодушной дремоте и даже беззаботно проехал Ройял-Мэрсден, которую обычно старался избегать. Здание больницы – большое и серое – уходило в темноту где-то выше уличных фонарей. На секунду он представил жену – бледную, с каплями пота на лице, медленно умирающую там, в заваленной цветами палате.
Министр потянулся к радио и поднял звук.
Позже, когда Эбботт уже спал, Элис приподнялась на локте и долго рассматривала его лицо – в лунном свете, отражённом от белой стены спальни…
Очень осторожно она откинула одеяла и коснулась его груди. Это было приятнее и чувственнее, чем всё испытанное ею когда-либо. Он дышал ровно и глубоко.
Элис смотрела на него и гладила его грудь – стараясь запомнить в обманчивом свете луны.
13.
Модибо Нджала укладывал вещи. Точнее, укладывал Артур, а Нджала мрачно наблюдал.
У него не было женщины и одно это выводило из себя его и без того непредсказуемую натуру. Умница Артур старался быть ещё незаметнее, чем обычно.
Нджала беспокойно метался между пентхаузом и террасой. Давление ниже живота раздражало, как зуд. Он смотрел на залитый лунным светом Гайд-парк, на крошечные фигурки мужчин и женщин, садящихся в машины и такси на Парк-лейн. Пару раз казалось, что он слышит их смех, это дразнило воображение. Он вооружился полевым биноклем, но расстояние и угол зрения превращали женщин в мельтешение разноцветных пятен, возникающих и исчезающих в свете фонаря.
Он вернулся в помещение.
– Чёртов особняк. Дурацкая идея. Позвони этому Смиту и скажи, что я передумал. Не поеду.