И тут объявляются два полицейских из мигалки.
— Кажется, в момент взрыва вы как раз только что объехали вокруг особняка?
— Да, мсье комиссар.
— И вы не заметили ничего необычного? Запоздавшего прохожего, странные звуки?
— Абсолютно ничего! — подтверждает один из полицейских пылким жестом отрицания и акцентом из Саоны-и-Лауры! — Я пользовался мобильным прожектором моего авто (тоже, кстати, мобиль), у которого широкий радиус действия. Все вокруг было очень спокойно. Я даже сказал напарнику Амбалуа, он не даст соврать: “Амбалуа, эта ночь напоминает мне ночь моей свадьбы”.
Я рассматриваю Амбалуа. Это представитель полицейской элиты: пустой взгляд, мощные плечи, гнойничковый лишай и алюминиевая бляха за будущее-прошедшее и ближайшее-последнее.
— Если бы кто-нибудь притаился, например, в кювете, — предполагаю я, — он бы мог ускользнуть от вашего внимания и, как только вы проехали, мог бы метнуть зажигательные гранаты в дом.
— Да нет же, — говорит Амбалуа, — вокруг нет никаких канав, потом там стена… И потом деревья… И потом… И потом е-к-л-м-н!.. Я больше не знаю, как выразиться.
— Не пролетал ли здесь самолет в ту минуту, когда — Нет!
Оба сыщика думают про себя, что я начитался книжек Тентена и у меня поехал чердак. Действительно, я нигде не видел, чтобы самолет бросал маленькие смешные бомбочки среди ночи на какой-нибудь особнячок. Я сказал это, чтобы поговорить, мы ведь просто болтаем, не так ли?
— Очень хорошо, спасибо!
Они щелкают каблуками, подносят свои аппараты для ловли шпаны и исчезают. Генерал растворяется за пеленой голубого, очень душистого дыма. Эти перекладины от стула — настоящий табак, он привез их прямиком из Ла Хаваны.
— Вы выглядите очень много растерянным, dear? — замечает он.
— Признайтесь, что это сбивает с толку. Вы видели меры предосторожности, которые были приняты? Это покушение в самом деле необъяснимо, и я спрашиваю себя, может, мы стали жертвами нового изобретения?..
— Новые изобретения немного разрушительнее, — заверяет Бигбосс, который немного разбирается (немного trust, потому что он америкашка) в этом предмете.
Он прав.
— Я очень сожалею, мой генерал. И хочу просить у вас разрешения удалиться. Разумеется, мои люди останутся здесь.
— О! В этом нет необходимости! — иронизирует высший чин.
Я сыт по горло! Мы заканчиваем шейк-хендом, и я откланиваюсь, как продавец подержанных машин, которому подсунули каракатицу под видом последней модели Кадиллака.
Я звоню, чтобы сообщить о своем провале Старику. Пока он еще не успел проявить свои чувства, я предупреждаю, что с меня хватит и я готов на десять лет вернуться в группу отборных грудничков. Именно он поддерживает меня, вместо того чтобы накрахмалить хохотальник.
— Сан-Антонио, когда человек обладает вашими достоинствами, таким блестящим прошлым и еще более блестящим будущим, он не имеет права признавать себя побежденным.
Я кладу трубку, в ушах как будто застряли звуки Марсельезы.
На следующее утро, когда я появляюсь в конторе, то застаю Пино, оживленно беседующего с худым и длинным типом, который, должно быть, хранит свои ночные рубашки в чехлах от зонтиков.
Мой доблестный коллега представляет.
— Мсье Скальпель, помощник доктора Гнилюша из Института!
Черт! Академик шлет мне курьеров, хотя до моего юбилея еще далеко.
Но худой рассеивает это недоразумение, добавляя:
— ..из судебно-медицинского института. Я протягиваю ему руку, и, к моему великому изумлению, он сжимает ее, не вскрывая.
— По какому поводу? — спрашиваю я. Он черпает из кармана толстый конверт.
— Доктор Гнилюш произвел вскрытие мужчины, которого вы прислали вчера…
— Кайюка! — говорит Пино.
— Но, — говорю я удивленно, — я не просил делать вскрытие!
— Ах! — бормочет Скальпель. — Доктор подумал… Как бы то ни было, он обнаружил, что смерть произошла от всасывания цианистого соединения…
— Спасибо за открытие, — скриплю я, полный горечи.
— Он также обнаружил в желудке покойника вот это! И небрежно похлопывает по конверту.
— Что это такое?
— Листок бумаги…
— Листок бумаги, в желудке?..
— Он проглотил его примерно за час до смерти. Желудочный сок уже начал…
Я уже не слушаю. Нервно вспарываю конверт. В целлофановом пакетике я нахожу маленький прямоугольник зеленоватой бумаги, который судмедэксперт постарался развернуть. Печатные буквы различаются еще так же, как и другие, написанные от руки, но сам текст неразборчив.
Я протягиваю документ Пино.
— Отнеси это в лабораторию, пусть они срочно расшифруют.
— Я вам больше не нужен? — спрашивает Скальпель.
— Нет. Поблагодарите доктора от моего имени, его почин, возможно, позволит нам покончить с очень запутанным делом.