— В этом нет необходимости, — произнесла девушка. — Я не хочу оставаться гувернанткой в их доме.
— Не хотите?
Она покачала головой и продолжила:
— Нет. Я хочу изучать медицину.
— Здесь? — спросил Либерман, удивленно подняв брови. — В Вене?
— Да, — ответила мисс Лидгейт. — В университет недавно начали принимать женщин.
— Да, — сказал Либерман. — Но почему здесь? Если вы хотите изучать медицину, разве вам не удобнее делать это в Лондоне?
— Я приехала в Вену из-за доктора Ландштайнера. Видите ли, меня интересует… Она замешкалась, прежде чем продолжить: — Меня интересует кровь.
Оттенок глаз мисс Лидгейт был необычным: оловянная смесь голубого с серым. Поразительную глубину усиливал тонкий темный ободок вокруг радужной оболочки. Она поняла, что должна пояснить свои слова.
— Мой дед был врачом, и он много писал о болезнях, связанных с кровью. Его восхищали английские ученые эпохи Просвещения, особенно те, которые занимались вопросами переливания крови. Я заинтересовалась этой темой, прочитав дневник моего деда, в который он подробно записывал свои мысли и наблюдения. Смешивая образцы крови и изучая их под микроскопом, он установил, что кровь бывает разных типов. Он сделал вывод, что именно несовместимость разных типов была основной причиной прежних неудачных попыток переливания. Таким образом, похоже, что мой дед более чем на полстолетия опередил Ландштайнера, сделавшего подобное открытие совсем недавно. Еще живя в Англии, я вступила в переписку с доктором Ландштайнером, а когда я приехала в Вену, он пригласил меня посещать собрания в Институте патологий.
— Чтобы обсуждать работу вашего деда?
— Да, и… — она сделала паузу, а потом продолжила: —…и поговорить о некоторых моих идеях. Доктор Ландштайнер обещал, что я смогу работать в его лаборатории, если меня примут в университет.
— Должно быть, вы произвели на него впечатление.
Она опустила глаза, смущенная комплиментом Либермана.
Либерман старался побольше говорить с мисс Лидгейт о ее дедушке и его дневнике. Поначалу пациентка была довольно молчалива, но вскоре оживилась и начала рассказывать с большим воодушевлением. Доктор Людвиг Бухбиндер переехал в Англию по просьбе не кого-нибудь, а самого принца Альберта. Он был назначен лейб-медиком королевы Виктории, но его обязанности не ограничивались только врачеванием. Бухбиндер был доверенным лицом принца-консорта и играл важную роль в планировании и организации первой международной выставки, состоявшейся в 1851 году в Лондоне, в специально построенном для этого события Хрустальном дворце. Он был одним из немногих врачей, которые настаивали на использовании стетоскопа — инструмента, к которому большинство британских медиков относились с подозрением, так как он был изобретен в континентальной Европе.
Несмотря на то что Бухбиндер был весьма занятой человек, он находил время и для своей страсти — изучения истории медицины. Вскоре он наткнулся на описания нескольких опытов с переливанием крови, проводившихся в семнадцатом веке под эгидой Королевского научного общества. Доктор женился довольно поздно и обосновался в Лондоне. У него родились две дочери, младшая из которых, Грета, стала впоследствии матерью мисс Лидгейт.
В дальнейшем Бухбиндер продолжал работать над многими практическими вопросами медицины, включая болеутоляющие свойства растений. Среди «кандидатов» на изучение в его списке была и белая ива (Salix Alba), из которой вырабатывали вещество, лишь тремя годами ранее введенное в медицинскую практику Хоффманом под наименованием «аспирин».
— Как интересно, — сказал Либерман. — Похоже, он действительно был выдающимся человеком.
— Да, — ответила мисс Лидгейт. — Доктор Ландштайнер считает, что дневник моего деда надо отредактировать и опубликовать.
— А вы хотели бы взять на себя эту работу?
— Да, когда мне станет лучше.
— А что с другими членами вашей семьи?
Мисс Лидгейт с большой нежностью рассказала о своей матери, потом заговорила об отце, Сэмьюэле Лидгейте, преподавателе естественных наук. Человек прогрессивных взглядов, он считал, что современная женщина должна обладать равными возможностями и правами с мужчинами, и соответствующим образом воспитывал дочь. Мисс Лидгейт была единственным ребенком, и Либерман задался вопросом, было бы ее воспитание другим, если бы Грета Лидгейт подарила мужу больше детей, с которыми он мог бы на практике применять свои педагогические теории. Но мисс Лидгейт имела счастье — или несчастье — быть единственным объектом воспитания.