— Невозможно, — Райнхард прошептал это слово почти неосознанно.
— Простите, инспектор?
Гром проревел, как захваченный в плен великан.
Райнхард встал и в смятении оглядел комнату.
— Господин инспектор? — В голосе Хаусмана послышалось беспокойство.
Райнхард подошел к двери и проверил, в замке ли еще ключ. Он был там — большой, черный. Райнхард обернулся. Хаусман во все глаза смотрел на него, склонив голову набок.
— Как вы думаете, что здесь случилось? — спросил Райнхард.
Хаусман сглотнул и ответил:
— Фройляйн совершила самоубийство.
— Очень хорошо. Восстановите события — расскажите мне, как она это сделала.
Хаусман выглядел озадаченным.
— Она застрелилась, господин инспектор.
— Это очевидно. Но давайте с начала.
— Должно быть, фройляйн вошла в эту комнату вчера вечером — я это могу предположить, учитывая то, как она одета. Заперла дверь, села за стол и начала писать предсмертную записку. Она явно была сильно расстроена и бросила это занятие, написав только несколько строк.
— И что вы можете сказать по поводу этой записки?
Прежде чем продолжить, Хаусман подошел к столу и посмотрел на записку:
— Это какое-то признание. Она чувствовала, что совершила нечто плохое и должна искупить свою вину, убив себя.
— Продолжайте.
— Затем, возможно, после некоторого размышления — кто знает? — фройляйн села на кушетку, откинулась на спинку и выстрелила себе в сердце.
— Попятно, — сказал Райнхард. Он ждал.
Хаусман поджал губы и подошел к кушетке. Он посмотрел на ее рану, затем перевел взгляд на ее руки. Опустившись на колени, он заглянул под кушетку и произнес:
— Но…
— Точно, — сказал Райнхард, — оружия нет.
— Но оно должно быть.
Хаусман поднялся и выдвинул ящик стола.
— Что вы делаете? — спросил Райнхард.
— Ищу пистолет.
— Хаусман, — терпеливо проговорил Райнхард. — У фройляйн прострелено сердце. Вы в самом деле думаете, что с такой раной она могла бы, во-первых, спрятать оружие, а во-вторых, снова лечь на кушетку?
— А, может, она упала обратно на кушетку?
Райнхард покачал головой:
— Я так не думаю.
— Но дверь, — сказал Хаусман, почти обиженно, указывая на поврежденный дверной проем. — Она была заперта изнутри. Пистолет должен быть где-то здесь!
Райнхард отдернул другую штору.
— Все окна были закрыты. Да и кто в здравом уме решит скрыться этим путем?
Сквозь дождевые потоки на стекле Райнхард увидел размытое очертание одинокого экипажа, с трудом пробирающегося по дороге. Извозчик сидел, ссутулившись под своим непромокаемым плащом.
— Но тогда… — начал Хаусман с энтузиазмом, но потом смущенно улыбнулся и замолчал.
— Да? Что вы хотели сказать?
Хаусман покачал головой:
— Ничего, господин инспектор, это нелепо.
Райнхард, нахмурившись, посмотрел на своего напарника.
— Ладно, — уступил Хаусман, — но это просто предположение.
— Конечно.
— Фройляйн Лёвенштайн. Ее записка…
— Что с ней?
— Запретное знание…
Райнхард покачал головой:
— Хаусман, вы намекаете на вмешательство сверхъестественных сил?
Его помощник поднял руки:
— Я же сказал, что это просто предположение.
Райнхард непроизвольно содрогнулся. Он взял записку фройляйн Лёвенштайн. «Он заберет меня в ад, и надежды на спасение нет».
Сколько бы Райнхард ни качал неодобрительно головой, сколько бы он ни думал, на ум приходила только одна альтернатива предположению Хаусмана. Судя по всему, фройляйн Лёвенштайн действительно была убита кем-то — или чем-то, — способным проникать сквозь стены.
3
Дверь открылась, и санитар вкатил кресло с пациенткой профессора Вольфганга Грунера. Она была босая, в простом больничном белом платье. Женщина сидела, наклонив голову вперед так, что длинные темные волосы падали ей на лицо. На скамьях амфитеатра расположились доктора — их было больше пятидесяти. Как только в аудитории появилась женщина в кресле-каталке, по рядам пошел шепот.
Либерман громко вздохнул и сгорбился, скрестив руки на груди.
— Макс?
Он поднял глаза на своего друга и коллегу доктора Штефана Каннера.
— Что?
Каннер поправил манжеты своей рубашки, чтобы были видны золотые запонки, потом привел в порядок галстук-бабочку. Запах его одеколона был приторно-сладким.
— Не начинай опять, Макс.
— Штефан, я не думаю, что смогу выдержать это еще раз.