В 11.80 по местному времени я решилась выйти в коридор.
Где и получила новый стресс. С испугом, окаменением, прочими сопутствующими. В этом доме все сговорились сделать меня заикой! Я чуть не сбила какую-то шиншиллу со стопкой белья! Натуральную мышь. Мордасик остренький, глазки бусинками. Одета в серое, с белым передником. Рюшечки, кружавчики. Вылитая горничная из какой-нибудь страшилки про старый замок. Волосы сальные, секущиеся, собраны пучком на затылке — идет по коридору, и хоть бы хрен — никого в упор не видит. Как ни в чем не бывало прошествовала мимо, даже не покосилась.
— Здравствуйте, — сказала я ей в спину.
Шиншилла, не говоря ни слова, повернула на южную лестницу и исчезла. А я осталась с раскрытым ртом, гадая о природе явления. На привидение эта мышь не тянула. Возможно, она была глухонемая и слепая и двигалась по памяти?
Собравшись с мужеством, я отправилась по коридору. Добралась до «аппендикса» на лоджию и повернула направо. Будучи «толковой журналисткой», я должна отметиться во всех закоулках этого дурдома. Дверь на лоджию отворилась беззвучно. Я вышла к каменной балюстраде с узорчато выгнутыми балясинами. Основную часть лоджии составляла квадратная площадка, вымощенная плитами. По ее краям располагались каменные вазы, из которых по решеткам вился плющ. В обе стороны от площадки тянулись отводы — небольшие, в полтора метра шириной террасы, заканчивающиеся колоннами, подпирающими козырек. На одной из террас происходило нечто. Вау! — как говорят англичане. Двое самозабвенно занимались сексом.
Не дом, а какая-то грязная клиника... Я оцепенела от такого откровенного бесстыдства. Час от часу не легче. Они меня не видели — я стояла за решеткой, обвитой растениями, и подойти к краю балюстрады просто не успела. Но даже встань я у них под носом, они бы не прекратили своего увлекательного занятия. Страсть застала врасплох. Они совокуплялись яростно, наплевав на весь мир, будто в последний раз. Голубоглазая блондинка с ладно скроенной фигурой вцепилась в перила балюстрады, извиваясь, как змея, и дыша, как загнанная лошадь. А русоволосый парень с приятными, но немного брутальными чертами лица ублажал ее сзади со всем напором молодого энергичного самца.
Тропической жары вблизи океана не наблюдалось, но одежды на партнерах был самый минимум. На блондинке только часы и весело болтающийся крестик, а на ее воздыхателе — спущенные до пола джинсы. Остальная одежда живописно валялась в ногах. Да еще в каменной вазе у них за спиной мирно покоились два чистых фужера и заткнутая пробкой бутылка вина.
Я вышла из оцепенения. Не люблю я контрасты. Секс не выглядел виртуальным, напротив, все выглядело живо и задорно. Но вместе с тем ощущался привкус какого-то сюрреализма. Такое впечатление, что замок стоит сам по себе, а эти двое — сами по себе, ошибочно спроектировались. А я и вовсе — не пришей куда рукав... Я медленно стала сдавать на исходную — к дверям. Определенно, в этом доме все сумасшедшие (кроме Бритова; этот экземпляр — порядочный темнила).
А не взять ли мне фотоаппарат? — вдруг подумала я. В самом деле, чем не мысль? Злополучный профессионализм обрушился на голову в самый неподходящий момент. Он поспешил напомнить, что я в этом замке не только запуганная особа женского пола, но и журналистка с заданием сделать репортаж обо всем увиденном. Я могу ходить, где вздумается и делать, что заблагорассудится. В сумке — компактная японская фотокамера, затвор бесшумный — идеальная штуковина для освещения пикантных ситуаций. А кое-что я уже увидела... Любовная партия еще не вошла в стадию эндшпиля.
Я выскользнула с лоджии и на носках устремилась к себе. И снова застыла в шоке! У меня в помещении находился посторонний! Я слишком быстро влетела в комнату, озабоченная лишь неблаговидным желанием заснять соитие. И чуть не родила от испуга, когда гибкое худое тело метнулось за портьеру, прочертив параболу от моих вещей к окну. Но слова не потребовались. Он сам сообразил, что номер не удался. После короткой паузы портьера отогнулась, и появился невысокий чернявый человек с азиатскими чертами лица. Молодой, не старше тридцати. В руке четки, в глазах восточное коварство. На лице противная ухмылка. Мягко ступая, он отделился от портьеры и приблизился ко мне, оторопело застывшей у двери.
— Вы что себе позволяете? — жалобно пролепетала я.
Человек улыбнулся с радушием самаркандского деспота. Во влажных миндалевидных глазах сузились зрачки. В них таилась гремучая энергия.