Я недавно вычитала, что нашей Вселенной 13 миллиардов 700 миллионов лет. А изначально она состояла из четырех атомов. Из четырех жалких, ничтожных частиц химического элемента, собранных из ядра и электронов. Тьфу! А кто их, интересно, высчитывал? Я имею в виду атомы. Не Бог же, в самом деле. Чепуха это все. Но цифра крепко запала в голову, потому как я тут' же перевела ее в доллары и ужаснулась. Параллельно с обретением знаний я, очевидно, посмотрела в зеркало. Ужас возвеличился в куб — из зеркала взирало нечто мутное, мореное, напоминающее Вселенную. Во всяком случае, по возрасту. В ту же ночь, под прикрытием темноты, в голове моей вспыхнул мятеж. Повстанцы захватили почту, телеграф с мостами, а наутро власть пала. Жизнь Вселенной переменилась к лучшему. Я бросила пить, курить, скучать по любимому и задирать маму. Это было трудно. Но кто сказал, что будет легко, особенно третий пункт (между прочим, и второй)? Лучший способ не скучать по любимому — это обзавестись новым любимым. Что я и сделала, превратившись в работницу эпистолярного жанра. Короче говоря, я засела за стол, писала каждый день по письму и, что характерно, иногда получала ответы, в которых нет-нет, да и проглядывало между строк что-то из области тоски по утраченному. Нельзя сказать, что при этом я бросала в потолок чепчик. Это было приятно, мило, очень волнующе — но в таком состоянии мне предстояло прожить еще как минимум месяцев одиннадцать, а что случится в нашей жизни за одиннадцать месяцев, одному Богу известно. Не самая долгоиграющая конфета — любовь на расстоянии...
В один из таких дней, а вернее ранним октябрьским утром, без предварительного уведомления явилась Бронька Хатынская.
— Кто стучится? — спросила я хрипло и сонно.
— Орки стучатся в ворота, — зловеще пробасила Бронька. — Открывай по-доброму, не то хуже будет.
Бормоча под нос «чур, меня, изыди и растворись...», я загремела замками. Хуже только вор в четыре часа ночи.
— Кто рано встает... — осветила Бронька белоснежной улыбкой сумрачную разруху подъезда. Она не менялась. Менялись только юбки в ширину богатырских бедер.
— Тому спать весь день хочется, — без присущей мне приветливости отозвалась я и побрела просыпаться. Бронька шла в кильватере, наступая на тапки.
— Я справедливо возмущена, Косичкина. Одиннадцать ноль пять. Твоя дочь успела огрести пару двоек, мать — нагрузить тележку мясом. Я видела, как она брела к Центральному рынку, сгибаясь под тяжестью бытовых печалей. А этот семейный урод без зазрения совести топчет подушку и смотрит один и тот же сон.
— Я легла в пять, — пожаловалась я.
— Сиротливо смотришься, — обозрела Бронька мои апартаменты и меня, наглухо запакованную в практически шерстяную ночнушку. — По кому из двоих грустишь?
— А тебя это напрягает? — Я дерзко вскинула нос и ушла чистить зубы.
Когда я вернулась, в комнате ее не было. Она сидела на кухне, водрузив свой пышный кринолин на вертящийся табурет, и сооружала кофейное ассорти.
— Я хочу с тобой помириться, — объявила подруга. — Ты не звонишь, не приходишь и ведешь себя так, будто я продала за тридцать гривен все твои секреты ведущим разведкам мира. С чего начнем?
— С магазина, — буркнула я, отнимая у нее кофе и забирая серьезное дело в свои проверенные руки.
— Но ты, по слухам, бросила пить, — удивилась Бронька.
— А это я образно.
Она не стала комментировать мои решения в свете наступившей осени и борьбы с традиционным октябрьским сплином старыми проверенными средствами. Это не послужило бы катализатором нашему примирению.
— Ну хорошо, — избавляясь от иронии в голосе (ни хрена, мол, себе образы), сказала Бронька. — Из меня неважный туроператор. Я такая плохая. Сволочь последняя. Хотела сделать тебе кондратия, заманила в капкан, и ты две недели бегала с выпученными глазами по красивым местам (кстати, толще ты от этого не стала). А последующие две недели? Побойся бога, Лидочек! Ты провела их так остервенело, что мне было мучительно больно, завидно и стыдно, что самая сподобилась лишь на жалкую имитацию твоих подвигов. Посмотри внимательно в зеркало — у тебя в глазах бессовестная тоска по Крыму!
С этим трудно было не согласиться. Тоска в глазах, не такая уж бессовестная, продолжала присутствовать. Я изучала ее в зеркале каждый день, анализируя и подмечая все новые нюансы. Если она будет прогрессировать, я накоплю о ней полный объем информации и смогу защитить диссертацию на тему «Тоска как средство подавления личности и оружие индивидуального террора в умелых и опасных руках».