Все.
Черт. И никаких бумаг — вроде расписок, договоров, писем и т. д. и т. п. вплоть до чего угодно (сама не ведаю чего). Деньги, понятно, при себе, « на теле, документы тоже... Черт! Черт!
Я придала обстановке первоначальный вид, задвинула сумку под кровать, выскользнула в коридор. Кроме видеокамер — никого. Да и шут на них, на камеры. У работающего съемочного устройства на корпусе должна гореть маленькая красная лампочка. Если лампочка на корпусе не горит, можно с уверенностью предположить, что прибор не работает.
Я бросилась в другой конец коридора, влетела в комнату напротив моей (там поселили Бурляка; возвратившись с кладбища, я подглядывала в замочную скважину, привлеченная шумом, и видела, как он вошел). Сумка этого господина была предельно скромной, из дешевых. Валялась рядом с кушеткой. И содержимое ее было предельно скромное (покойники вообще народ непривередливый). Стянутые резинкой стандарты валидола — горстями, что ли, ест?... Китайское радио в форме летающей тарелки. Плотная куртка, плотные штаны, опять таблетки — коробочка викасола. Для чего же, для чего же... Ах да — кровотормозящее. Смешное по цене, но оч-чень эффективное. Едем дальше. А дальше ехать, собственно, некуда. Приехали. Белье, носки, в последних — свернутые трубочкой дензнаки, хоть что-то стоящее (деньги — наше все!), причем немалая сумма — фунты, доллары, рубли... хотя и не такая, чтобы из-за нее таможня удавилась и Интерпол забегал. Чуть меньше тридцати тысяч в рублевом эквиваленте... Вот дерьмо! Кто дальше? Рустам — в северном конце. Совещание на лоджии в разгаре — пять минут не прошло. Я понеслась по коридору, ворвалась к багдадскому вору — кто тут у кого дубинку украл?.. Как нарочно, выставил сумку, подлец, на всеобщее обозрение, почти под дверь, да еще и расстегнул — мол, смотрите, секретов не держим. Как бы не так. Я бегло прощупала постель, заглянула во все углы, полюбовалась брошенными за тумбочку носками, после чего лихорадочно прошарила сумку. Нет контакта. Багаж добропорядочного человека, плюс карта автомобильных дорог восточной Англии. Господи, неужели они все ценное носят на себе?
Треща от злости, я вышла в коридор. А что у нас напротив? Я ткнула дверь наобум — она открылась. Бросилась в глаза бутылка вина на столе, куртка, наброшенная на стул. Тонкий аромат духов и... страха. Видимо, Жанна. Точно, Жанна — ее куртофанчик. Хитрая штучка — для того, чтобы отыскать ее вещи, пришлось побегать по всему залу. Нашла наконец — за портьерой на подоконнике. Спрятала называется (а чего же ты так долго искала, дурища?). Снова бабские штучки, правда, довольно скромные, функциональные. Никакой дурацкой литературы, фотографий, талисманов с голубой каемочкой, оберегов... Из необъяснимого только шелковый шарфик повышенной прочности и пара кожаных митенок — таких изящных дамских перчаточек без пальчиков. Гадать об их назначении бесполезно — скорее всего, никакого назначения, купила в дороге, просто так. И снова пустая ходка. Чего хочу — не имеем. Чего имеем — не хочу.
Совещание на лоджии продолжалось. Из комнаты Жанны хорошо просматривалась левая опора под козырьком и чье-то шевелящееся тело у балюстрады.
Я взгромоздила ее сумку на подоконник. Задвинула портьеру. И вдруг почувствовала, что на меня кто-то смотрит! Прямо сверлит в затылок! Я непроизвольно дернулась, обернулась. И скрестила взгляд с дворецким, застывшим на пороге...
От этого упыря аж мурашки по коже. Почему они все такие... покойники? И не поймешь, что хочет сказать — то ли негодует, то ли просто визирует. То ли сам хотел обшарить комнату, а я помешала.
Словом, если бы не выпитые двести граммов, то никакого удовольствия.
— Честь имею, — хрипловато буркнула я. — Чем обязана?
Дворецкий не сдвинулся ни на миллиметр. Ни одна мышца на лице не дрогнула (да какие там мышцы? — сплошной бальзам...)
— В чем дело? — повысила я голос. — Вы мешаете работать!
Он продолжал на меня смотреть — немигающими пустыми глазами. Видит бог, ему что-то не нравилось в моем поведении. Все эти испуганные мины, тыкание из угла в угол, клаустрофобия, клептомания, излишняя тяга к выпивке...
Да нету у меня никакой тяги!
— Да что же это такое! — разозлилась я уже на полном серьезе. — Безобразие! Чего вы там встали, как шпала!.. — Какая-то сила, эквивалентная хлесткому подзатыльнику, сорвала меня с места и понесла к двери. Сообразив, что меня не остановить, дворецкий отступил назад и посторонился. Но все равно я его зацепила. Как током продрало! Вырвалась в коридор, передернула плечами от возмущения — экая наглость! — и, выражая спиной праведный гнев, зашагала к северной лестнице. На середине марша я остановилась и прислушалась. Он не шел за мной. Передвигайся этот вурдалак хоть по воздуху — все равно услышу. У меня идеальный музыкальный слух. Тишина стояла отчетливая, словно все уже померли, а дворецкий — в первую очередь. Но на всякий случай я выждала минуту. Ничего не изменилось по ее истечении.