В состоянии частичной прострации я вошла в замок. Сколько было времени? Не знаю. Возможно, половина одиннадцатого. Опять не хватило ума обойти замок и войти со стороны террасы. Зачем? Здесь короче...
Я погрузилась в беспросветную темень. В густой, колеблющийся мрак. Самое время делать хвост пистолетом. Говорят, в густой тьме обитает ужасное привидение Эмпуса с ослиными ногами. Заманивает людей в уединенное место, выпивает кровь и пожирает еще трепещущее тело...
— Почему вы боитесь? — спросил над ухом металлический голос.
Я шарахнулась, как от Годзиллы. Дворецкий! Где он? Темень лютая, хоть глаз выколи... И остановилась, покрываясь коркой льда. Такое ощущение, что стекающая с меня вода замерзла в одночасье, окутав меня арктической стынью.
— Почему вы боитесь? Где вы? — повторил металлический голос. Чиркнула спичка. Зашипела, как гадюка. Синее пламя осветило бесстрастное лицо. — Ах вот вы где... Идите немедленно к себе и не выходите. И запомните, вам нельзя выходить из замка.
Блеклое пламя скукожилось, погасло. Дворецкий чиркнул новой спичкой и шаркающей походкой потащился к двери — задвигать свои засовы. А я опять побрела наугад через неф. На плаху. Состояние частичной прострации менялось тотальным умопомешательством. Построение логической цепочки прервалось, в голове запрыгали фантастические образы и аллюзии; в мире на одно психически неуравновешенное существо стало больше. По неяркой полоске под дверью я определила, что нахожусь в вестибюле жилого флигеля. Машинально свернула к северной лестнице. Доволоклась до ее подножия, нашла на ощупь перила...
Начала восхождение и чуть не заработала удар, когда откуда-то сверху на меня обрушилась... музыка!
Дикий, пещерный рев «Рамштайна» — яростный выброс энергии — встряхнул замшелый замок и меня, дрожащую, обтекающую курицу! Истошный вопль певца в аккомпанементе визжащей гитары легко проник на первый этаж. Загулял по гулкому вестибюлю. Взревели басы. Раздался топот людей и восторженные крики из нескольких глоток.
Просто кто-то наверху врубил бумбокс на максимальную громкость. И поставил не самую изысканную в мире музыку.
Но для моего расшатанного сознания это послужило чуть не началом Судного дня. Или Судной ночи. Я не могла слушать эту музыку. Я люблю тихую музыку. В голове творилось что-то немыслимое. Туалетный визг соло-гитары продирался в мозг, разрывая его на части. Я отпрянула от лестницы, заткнув уши, доволоклась до обратной стены и начала тыкаться мокрым носом в двери. Соображения — полный ноль. Я инстинктивно хотела убраться подальше от того, что в узких кругах именуется музыкой, эта музыка мне казалась дьявольской, написанной специально для того, чтобы официально закрепить за мной статус умственной калеки. И ей это удавалось!
Левая дверь — обиталище Винтера — оказалась запертой. Он тоже особенный? В кухне я напоролась на какой-то бак и в страхе выметнулась вон. По дури влезла в третью комнату — на мою беду, она оказалась открытой. Свет горел, но не сказать, что электрический. Свеча горела на столе. А в изголовье Богородицы в грязном, растрескавшемся окладе — еще одна. Эта крохотная иконка стояла на видавшей виды тумбочке, а перед иконой на четвереньках неистово молилась горничная, Юдифь, или как там ее, эту мымру... Она отбивала поклоны до земли, отклячив тощую задницу. Что-то монотонно бормотала. Я не могла разобрать ни слова, да и не хотела, зачем мне это надо? Я замерла в изумлении. Дикая картина. Движение двери с ворвавшейся музыкой чуть не загасило пламя свечей: оно качнулось, почти легло...
Молящаяся медленно обернулась. Никогда не видела такого злого лица. Возможно, виной тому были танцующие по комнате тени? Я увидела остроносое угрюмое рыльце, немытые секущиеся волосы, в беспорядке падающие со лба; стиснутые, практически отсутствующие губы...
Индивид с нормальной нервной системой, возможно, не узрел бы в этой богобоязненной аспидке конкретно инфернального образа. Но мне она в тот момент показалась страшнее всех кошмаров, вместе взятых и умноженных друг на друга. Химера с головою змеи и задницей голодающей жабы...
Я попятилась, даже не извинилась. Психоз комфортно обустраивался в голове. Воевать с ним уже не было средств. Затупились мои топоры. Разве что ударной дозой спиртного. Или клином — по другому клину...
Зажав плотно уши, я отправилась па лестницу — больше в этом замке идти было некуда...