— Уговорили, Вера Владимировна, прогуляемся. Подышим. Но прошу запомнить, это ваша последняя задумчивая прогулка. Вы даже не представляете, до чего я от вас устал...
Памятник надо ставить этому великому человеку. За многотерпение. Он подтолкнул меня к ограждению террасы. Я понеслась, как с моторчиком на форсаже. Он нагнал меня в три прыжка и снова схватил за шиворот.
— Куда, поперек батьки?..
Таким хитроумным маневром мы и передвигались — Тарас и его бульба. Я чувствовала, как неуклонно превращаюсь в жидкую, издающую зловонные миазмы и достойную лишь одного — бесславной, но быстрой ликвидации — субстанцию... Он швырнул меня на ограждение — я вцепилась в холодные перила, клацнув зубами. Даже ветер с океана, порыв которого бесшабашно ударил в лицо, не привел меня в чувство.
— Дышите же, Вера Владимировна, слышите? Полной грудью — вдох-выдох, вдох-выдох... Когда еще удастся?
Перед нами нарисовалась не вполне живописная картина. В двух шагах от океана, подогнув левую ногу и бесстыдно оттянув правую, лежала женщина. Белокурые волосы плескались в воде, создавая иллюзию активного копошения множества червей. Создавалось странное впечатление, что эта женщина не больно-то жива.
Эту главу, по соображениям более чем понятным, я бы назвала «Океан Эльзы» и присвоила ей высшую категорию сложности. Другой блондинки в замке Кронбери и его окрестностях не наблюдалось. Полчаса назад Эльза отправилась на прогулку к океану — эта прогулка стала для нее последней. И океан стал завершающим в жизни зрелищем.
Начиналось самое интересное. Если уместно применение слова — «интересно». Мы стояли у перил, побитые и «опущенные» друг другом, и беззвучно любовались на это зрелище. В картине было завораживающее, какое-то чарующее притяжение. Женщина и море. Бескрайняя даль мерно вздымающейся воды, скрывающая под собой невидимый глазу живой и противоречивый организм, и крошечная человеческая жизнь, которая в сравнении с величием океана — мизер, жалкая песчинка, пришедшая из воды и уходящая в нее, повинуясь воле того, что для нее недоступно...
Я забыла про свое жидкое состояние, плавно перетекающее в газообразное. Бригов забыл, что с него ручьями льется кровь, лицо изувечено пожизненно, а костюмчик проще выкинуть, чем отчистить.
— Кто это? — пробормотал он, отказываясь верить своим глазам. — Может быть, я чего-то не понимаю?
— Это Эльза, — вздохнула я, — ваша победительница, призерша, лауреатка и прочий счастливейший в мире человек. Удивлены, Вадим?
— Но это не по правилам! — воскликнул Бригов. Он растерялся.
Безобразие. Куда милиция смотрит?
— А жизнь вообще штука не по правилам, — тупо брякнула я. — Что, Вадим, сбойчик в программе? От души вам сочувствую, но ничем, как говорится, помочь не могу. Такова жизнь.
Он повернул ко мне раздраженное, разгоряченное лицо. Он позабыл о боли. Схватил меня за плечи и развернул к себе. Слишком много резкости — я ощутила на себе его кровь и не скажу, что очень этому обрадовалась.
— Вы понимаете, что вы говорите? — рявкнул он. — Какая жизнь? Где вы видите жизнь? Это Игра, которая должна идти по правилам!
Я не вырвалась из его цепких окровавленных рук, хотя активно пыталась это проделать.
— Нет, Вадим, — сказала я, прекратив сопротивление. — Это не Игра. Игра кончилась, начинается жизнь. И чем быстрее вы это поймете, тем дольше будете жить...
— Да о чем вы, черт возьми! — Он отшатнулся от меня, как от какого-то черного оракула-чревовещателя, нагадавшего ему быструю кончину. — Что за бред вы несете, Вера?
Я не знала, что я несу. Во мне действительно поселился оракул. Он проследил за полетом гигантских бакланов. Явилось ему озарение — о тщетности бытия и ничтожности человеческой жизни.
Конкретное значение утраты первой из уцелевших постигла Жанна. Она появилась у нас за спиной, подошла к перилам лестницы и недоверчиво стала смотреть на то, что нам, вне всякого сомнения, не пригрезилось.
— Она... что? — пробормотала Жанна.
— Мертва, — предположила я. — Наверное. Но точно мы не знаем. Нужно подойти и убедиться. Но скорее да, чем нет: пять минут мы тут стоим, а она хоть бы хны.
— Как... мертва? — она сделала огромные глаза и застыла. Потом, поскрипывая деревенеющими суставами, повернулась ко мне и выдавила мертвеющими губами: — Кто ее?..
— Не знаю, — пожала я плечами, — какая разница? Но точно не я. И вряд ли это Бригов. На кой ляд ему это надо?
— И я остаюсь без своих денег! — воскликнула Жанна.