Разрази меня слепота, я ее не видела! Я тыкалась в раздолбленные стены, запиналась о какие-то стропила, нарывалась на колонны... Но не все безнадежно. Оглушительная вечность уложилась секунд в двадцать. Я нащупала эту нишу в стене, а в ней — покатые ступени, усеянные острым крошевом. Боже, дай мне хитрости... Дворецкий одолел наконец винтовую лестницу и ступил на отвоеванное пространство. Он знал, где вторая лестница. Он не стал блуждать по опасным баррикадам, а сразу направился в мою сторону, отшвыривая ногами препятствия. Вероятно, он меня пока не видел. А может, экономил патроны, которых у него, по моим расчетам, оставалось не больше трех.
Эта лестница была жутко осыпанная. Чтобы сделать несколько шагов, мне пришлось привстать и прижаться спиной к стене. Далее ступени приходили в норму, но благодаря низко провисшему полусводу пришлось присесть и двигаться на четвереньках, помогая себе руками. В каком виде я оттуда выбралась, трудно представить. Затекшая спина не желала разгибаться. Я лежала, тяжело дыша, обреченно слушая, как, поскрипывая крошевом, приближается дворецкий. Если с такой настойчивостью он будет отбивать этаж за этажом, то скоро я окажусь на крыше...
Он двигался как-то вяло, натруженно волоча ноги. Я слышала, как он закряхтел, всовывая себя, длинновязого, в узкий проход. Я ощупала пол. Никаких камней в зоне досягаемости. Жалко, но что поделаешь...
Я перевернулась на спину и вытянула из «брюшного» кармана капкан. Никудышное оружие. Да и в цель не всегда попадает. Уперла пальцы в выступы, напряглась и, сжав до боли кулаки, развела дуги. Чуть пупок не развязался... Перевернувшись на бок, я подтянула себя к лестнице. Выпластала руку далеко вперед и уложила «розочку» куда-то в темень.
Нужно было уходить. Третий этаж ничем не лучше второго. Та же разруха плюс кучка догнивающей мебели. Сил швыряться камнями уже не находилось. Я поднялась и побрела куда-то в глубь этажа, мучительно соображая, где тут лестница...
Дикий вопль заставил меня остановиться. Ну и ну...
На лестнице загремело, посыпались камни. Крик перетек в хриплый скулеж и продолжал услаждать мой слух. По такому значительному поводу я даже вернулась. Присела на корточки и стала всматриваться в чернющие изгибы лестницы.
— Эй, — тихонько позвала я, — ты где, Бэрримор драный?
Это чучело гороховое еще не вышло из игры. У него хватило сил нажать на курок (не та рука попала в капкан). Пуля забилась в тесной клетушке, как огонь в печурке. Фу, как некультурно. Скулеж продолжал ублажать мой слух, но сопровождался он каким-то загадочным кряхтением. Скрежетало железо. От капкана освобождается, догадалась я. А ведь освободится, дьявол упрямый, проползет лестницу и отправится рыскать по этажам, с двумя-то пулями в обойме...
Перспектива загреметь во встречный капкан заставила меня двигаться. Наверху круговая анфилада, там и побегаем. А пока я должна сохранить иллюзию дееспособности. Заработавшая память услужливо подсказала, что лестница находится за огромным тумбообразным шкафом — еще одна глубокая ниша с крутым подъемом...
Меня качало, точно пьяную. Изображение начинало выкидывать фортели. Шкаф внезапно раздвоился, я порывалась его обойти, но задела плечом…
Эта мощная тумба оказалась совсем не монолитом. Она качнулась и протяжно заскрипела, растревожив тишину этажа. Я недоверчиво коснулась ладонью рассохшегося дерева, толкнула от себя. Эта дохлая конструкция могла упасть в любую минуту, вместе с ножками и всем содержимым. Изрытое, изъеденное насекомыми дерево ничего не весило! С равным успехом можно облачить иссохшийся скелет в камуфляж омоновца и выдавать его за способного бойца.
Я взяла этот мебельный мираж за угол и тихонько подвинула. Шкаф поехал, как по салу, издавая жалобные причитания...
Я хотела разом завершить эту погоню. Надоело — пуще смерти.
Я стояла в двух шагах от лестницы, уперев ладони в древо, и равнодушно слушала, как бредет по этажу дворецкий. Этот дядя тоже был крепким орешком. Получив от меня по полной программе, он упрямо двигался дальше, наплевав на синяки и увечья. Я слышала, как он с трудом переставляет ноги, спотыкается, надсадно, со всхлипами дышит. Неумолимо приближается к лестнице, как к заветной цели, за которой ему неизмеримо станет легче...