Винтер настырно цеплялся за жизнь. Окровавленные пальцы сжимали край обрыва. Он стремился подтянуться, сипло дышал. Ноги пытались уцепиться за свисающие с пола трухлявые ошметки, но только отталкивали их. Его лицо оказалось совсем рядом. Разбитая кровяная маска, в которой не осталось ничего демонического. Глаза навыкате с полопавшимися сосудами — словно червь-микрофилярия обмотался вокруг глазного яблока, причиняя невыносимую боль.
— Помоги... — прохрипела маска.
Я уселась перед ним на колени и стала с любопытством смотреть. Интересное имеется свойство у этих людей: почему-то перед смертью они все переходят со мной на «ты».
— Помоги, слышишь, прошу тебя... — умоляюще простонал дворецкий.
— С чего бы это вдруг? — удивилась я.
Он задергался, как я в позапрошлом году под щипцами стоматолога. Мне тогда казалось, что страшнее пытки в мире не бывает.
— Слушай... — застонал дворецкий, — помоги мне выбраться, и мы с тобой расстанемся с миром, обещаю... Дай мне руку...
— А мы и так расстанемся с миром, — совершенно искренне сказала я. — И незачем мне тебя вытаскивать. Мы дела решили, сам виноват. Хочешь, я тебя перекрещу?
— Не юродствуй... — От меня не укрылось, как напряглось его лицо в последнем усилии, как дрогнули пальцы, а нога нашла краешек опоры. — Не юродствуй... — повторил он, напряженно отдуваясь. — Дай мне руку, Богом заклинаю...
— Размечтался, глупенький, спешу и падаю. — Я на всякий случай отодвинулась. — Может, тебя еще и грудью покормить?
— Ах ты, гадина... — Он, кажется, всерьез нашел опору, правда хлипкую, и боялся приложить к ней весь свой вес. Но физиономия его слегка вылезла из дыры.
Получался, в сущности, неплохой ракурс. Я отодвинулась еще на полметра и выудила из кармана фотокамеру…
— Ты что? — испугался человек висящий.
— Скажи «сыр», — шепнула я и произвела съемку. Мгновенная фотовспышка его ослепила — он забился, как рыба на крючке. В отчаянном порыве дать последний бой он решительно полез из дыры. Укрепил ногу на опоре и начал медленно подтягиваться. Допустить такого безобразия я не могла. Увы.
В принципе я не чувствовала угрызений совести.
— Извини, — сказала я и оторвала его палец от пола. Он пуще вцепился остальными.
— Что ты делаешь, па-адла!..
Последнее слово с небольшим прибалтийским акцентом прозвучало забавно. Не их это слово. Не умеют они его употреблять в строку.
— Мне немножко жаль, — призналась я. — Честное слово. Ты вкусно готовил. И вино у тебя неплохое. Правда, пьянела я от него сильно. Ты в него ничего не подливал, нет?
Я отодрала от пола безымянный и средний пальцы. Рука сорвалась в пропасть.
— Не-ет! — заорал Винтер. — Не делай этого!..
— Поздно, — грустно вымолвила я. Посмотрела на оставшуюся руку. Пальцы судорожно сжимали перекрытия. Я пересела на пятую точку, уперлась ладонями в пол и сбила их пяткой.
Никогда до этого дня я не убивала человека.
Глава одиннадцатая
Мое возращение меньше всего напоминало триумф победителя. Я, шатаясь, добрела до лестницы, сползла на животе, собрав на себя не собранную ранее грязь. У тела дворецкого опасливо притормозила. Обошла его за метр. Постояла, поглазев на поверженного врага. Сфотографировала. Побрела дальше. Расхотелось мне его крестить. Интересно, что он видел в последние моменты жизни? Представлял себя таким — разбитым в лепешку, с переломанными конечностями, раскроенным черепом? Или не верил, пока не коснулся этой груды булыжника?
Для прохода на второй этаж мне пришлось снова встать на четвереньки. Представляю, каким я вылезла свинтусом...
С гулким залом второго этажа я справлялась минут пять. Ни один булыжник, способный ухватить меня за щиколотку, не упустил такой возможности. Они тянулись к моим ногам, как энцефалитные клещи...
Винтовая лестница сверху донизу завалена камнями. Кто-то интенсивно здесь поработал. Я не сразу вспомнила, чьих это рук дело. Неужели эту груду я смогла перелопатить? Нет предела человеческим слабостям... Осторожно лавируя между камнями, я стала спускаться. А за последним изгибом лестницы мне открылась прелюбопытная картина. До того прелюбопытная, что я остановилась, по горло загруженная этим самым прелюбопытством. Села на ступень, как голой попой на снег, и уныло подумала: кто-то в этом замке неплохо отштудировал зловещий «Некромоникон» — книгу оживления мертвых.
— Где Тынис? — строго вопросила горничная.
Из всех покойников, увиденных мною за последние дни, эта малосимпатичная особа с остреньким носиком оказалась самой активной. Не всякий труп возьмет в руку пистолет, прогуляется по нефу и дойдет до середины цитадели.