До ближайшей трассы — а это была ровная асфальтовая дорога — я добежала за полчаса. Особо пострадать этим утром я не успела, день едва стартовал! В ближайших кустах я отчистила кроссовки, навела косметический марафет — надела на себя все недостающее, вычесала из волос стебельки клевера. Губки подкрасила. Через пять минут я стояла на дороге с каменным лицом, голосуя известным по телевизору жестом: рука в кулаке, большой палец оттопырен и совершает возвратно-поступательные движения за спину.
— Неарест таун, мистер, плиз, — припала я к окошку большого старомодного внедорожника, облепленного недельной грязью. Я еще подумала: странно, даже люди с минимальным доходом в этой стране не ездят на грязных авто. Не принято. На ржавых — ездят, а вот на грязных...
Полный мужчина с лицом функционального импотента и в крупных диоптриях улыбнулся радостной улыбкой:
— Присаживайся, девица красная, не напрягайся. Ближайший городок — это Гилзморо, верст двенадцать. Домчим.
Я застыла с перекошенным ртом, а толстяк рассмеялся, довольный разящим эффектом:
— Да не бойтесь, девушка, садитесь. Я наших прелестниц за версту узнаю. Пятнадцать лет прошло — только острее это дело чувствую. Не будете же вы доказывать, что приехали из Польши? Нет там таких — большеглазых, озорных. Вы с Урала. Или еще дальше — из Сибири?
— Ну вы прям куде-есник, — вульгарно протянула я. — А чего тогда машина немытая, раз такой умный?
Толстяк непринужденно рассмеялся, показав большой палец, и мы сразу подружились.
— Прыгайте, — добродушно махнул рукой толстяк, — машина стерпит. И не говорите, что отказываетесь ехать. Какой же русский не любит бесплатной езды?
Нет предела изломам человеческих судеб. Всех жалко. Всех хочется по головке погладить. Он представился Шуриком, хотя давно разменял свой сороковник. Он приехал из Томска в восемьдесят восьмом, по приглашению Научного королевского общества, как перспективный биолог. Надоело в женской консультации анализы под микроскопом изучать. Так получилось, что больше не вырвался Шурик в Россию. Дела, заботы. Женился на местной — в восемьдесят девятом. Похоронил местную — пять лет спустя. Детишек Бог не дал — бесплодны оба. Не на тех богов молились. А теперь и сам безнадежно болен — рак желудка в заключительной стадии, о чем говорил Шурик со смешинкой, но очень грустной. Как о факте форс-мажорном и ни от кого не зависящем. Год назад ушел с работы по состоянию здоровья, живет на пенсию. Коллеги почти не навещают. Друзьями за пятнадцать лет практически не обзавелся. Через месяц сляжет в больницу. Будут колоть, облучать «физией», «химией», убеждать, что непременно вылечат, и не таких на ноги ставили. А там и все — конец невеселой маеты под названием жизнь. Не сказать, что многого не успел в жизни, но ведь... не успел же! Разве это возраст — сорок два? Вот Высоцкий в сорок два — он успел... А тут вдруг осенило — ведь ни разу не бывал в стране скоттов. Хоть бы раз перешагнул через древний Адрианов вал. Суровая горная страна, почти под боком. Глазго, Эдинбург — родина автора «Айвенго», все такое. Красивые древние обычаи. Чистый скотч, пляски в килтах под волынку. Старинные шотландские замки. Решился с ходу, сел и поехал. Кто его остановит? Разве что полиция, усомнившись в чистоте машины. А вдруг увлечется севером, понравится? И какой тогда резон возвращаться для того, чтобы лечь в больницу?
— Прибыли, Вера. — Он остановил свое немытое авто на центральной площади небольшого городка. — Центр мироздания — город Гилзморо. Если честно, ничего особенного. Вроде Стрежевого. Десять тысяч населения, из них половина — пенсионеры. Остальные без затей — токарь, пекарь и аптекарь. Мы стоим на Парадиз-стрит: за спиной ресторан «Авлида», несколько забегаловок. На север «bus station» — оттуда курсируют автобусы на столицу.
— Спасибо, Шурик. — Я коснулась его руки, сжимающей баранку. Шурик вздрогнул. Загрузил в глаза необъятную тоску. Не хотел — нечаянно получилось.
— А давайте махнем со мной, Вера? Клянусь, я вас пальцем не трону. Будем таскаться по ресторанам, в горы ходить. Замок старинный откупим, на денек, два. Вы никогда не бывали в старинном рыцарском замке — с плесенью и привидениями? Говорят, незабываемые ощущения...
— Простите, Шурик, — покачала я головой, — у меня самолет в десять вечера.