- Надо побриться, почистить одежду, в общем привести себя
в порядок. Окажите гостеприимство, а?
- В бегах, что ли? - она смотрит подозрительно.
- Нет, что вы... Загулял просто. Если в таком виде явлюсь...
- Понятное дело, - она смягчается. - Бедные твои родители.
Бритву я тебе найду, кто-то из пассажиров оставил...
Из зеркала на меня смотрит осунувшаяся физиономия в рыжей щетине и с воспаленными глазами. Глубоко вздохнув, я промываю под краном бритву, распечатываю конвертик с лезвием... Постепенно я начинаю себя узнавать. Нашелся даже дешевый одеколон, а когда я снова перевязываю плечо, в туалет заглядывает проводница и отбирает у меня заскорузлые бинты.
- Где это тебя? - спрашивает она.
- Так, стеклом порезался.
- Знаю я эти стекла. Пойдем, в аптечке бинт есть. И мазь. Она вонючая, но помогает.
* * *
Дождь перестал, и выглянуло солнце, и земля сохла прямо на глазах. Я ходил по улицам города и высматривал, не промелькнет ли впереди прохожих стройная фигурка Риты. Ноги сами привели меня на Железнодорожную улицу.
В моих действиях появилась пусть далекая от истинной, но все же цель. Близко к дому, где мы встречались с Юлей, я не стал подходить, а выбрал пустой ларек на противоположной стороне улицы. Задняя стенка у ларька была в нескольких местах продавлена, а внутри по колено всякого мусора, и пахло чем-то кислым. Может, до определенного времени это было убежище
неприкаянных сограждан, жаждущих выпить бутылочку
портвейна и заняться революцией. Я имею в виду сексуальную, а
ей, как и любой другой, конспирации только на пользу. Теперь же,
наверняка, самим завсегдатаям стало гадко от помойки, которую
они натворили.
Сквозь частые щели мне прекрасно были видны и подъезд, и окно квартиры. Окно было чуть приоткрыто, и я мысленно представлял, как от сквозняка качается бахрома розового покрывала. Какая мерзость.
Я очень долго пробыл на своем наблюдательном пункте, и меня уже слегка поташнивало. Но никакого движения за окном не заметил. Я продолжал ждать с терпением пигмея и, когда совсем затекли ноги, выбрался из засады и направился в подъезд.
По прошлому опыту я помнил, что дверь была без глазка. Значит, если там есть обитатель, то ему придется хотя бы спросить:
"Кто там-м?"
Возле двери я остановился, чтобы собраться с мыслями. Потом надавил на кнопку звонка. Никакого ответа.
Можно было успокоиться и выбросить из головы эту совершенно пустую квартиру. Если бы...
Если бы после того, как я отпустил кнопку, не услышал, как в квартире скрипнули половицы... Кто-то подошел к двери с той стороны и замер, как и я, прислушиваясь.
Дверь мне не откроют, а играть в молчанку не имеет смысла. Если кто-то здесь спрятался, то явно неспроста. Короче, когда у квартиры дурная слава, то, наверное, я найду в ней именно это.
Человек, решивший спрятаться, вряд ли станет менять убежище
из-за одного случайного звонка в дверь. Тем более дверь
достаточно прочная, а для меня и вовсе как стена, через которую не
пробиться.
Я придумал себе другой путь, надо только подождать, пока стемнеет.
* * *
На лестничной площадке я открыл окно и, стараясь особенно не высовываться, ощупал стену снаружи. Дело в том, что строители, не в силах превозмочь свои эстетические потребности, проложили желтый кирпич узкими горизонтальными полосками красного. Эти полоски выступали из стены - немного, на ширину ладони разве, придавая дому замечательно художественный вид. С точки зрения строителей, естественно.
Теперь я знал, что мне предстоит. Вернее, предполагал. Потому что когда предстоит ночная прогулка на высоте шестого этажа, ничего не знаешь наверняка.
Небо было звездное.
Луна казалась огромной, страшной и висела над крышами.
Не знаю, к удаче такое или наоборот?
Некоторое время пришлось ждать, пока дворник бестолково мел асфальт перед подъездом. Наконец, он ушел. Во многих квартирах уже легли спать, не было света и там, куда я стремился. Впрочем, уверен, в квартире его и не зажигали.
Окно осталось приоткрытым.
Захотелось курить, но я понимал, что огонек от сигареты будет заметен с улицы, а мне не стоит привлекать внимание.
Потом проверил одежду - ничего не должно мешать. Любая мелочь может стоить жизни.
Под конец не выдержал и посмотрел вниз.
Шестой этаж, не Бог весть какая высота, в случае чего не успею даже толком понять, где оступился.
Захотелось все бросить и смыться. Если еще немного постоять у открытого окна, представляя, как мои девяносто килограммов устремятся вниз со скоростью свободно падающего тела, а потом послышится звук, словно кто-то уронил арбуз... тут никакой силы воли не хватит.
Надо торопиться, пока нервы не издерганы. Я решительно залез на подоконник.
Луна поднялась выше, посветлела и была похожа на
ртутный шарик. Держась за переплет, я повернулся спиной к улице
и стал приседать на одной ноге, в то время как другой скользил по
стене дома, пока носком не попал на узкую полоску красного
кирпича. Утвердившись, я перенес наружу другую ногу.
Карниз казался еще уже, чем когда на него смотришь.
Весь вес приходился на пальцы ног, и стоит случиться судороге, мне не миновать затяжного прыжка. Ночной ветер холодил спину, я стоил, ухватившись за переплет, и не в силах был выйти из оцепенения.
А если подует сквозняк, окно захлопнется и прижмет мне пальцы?
Впрочем, не стоит об этом задумываться.
Когда оконный проем кончился, пришлось прямо распластаться по стене и продвигаться вперед по сантиметру. Одной рукой я продолжал держаться за выступ рамы, компенсируя
неустойчивое равновесие. Наконец, я отполз на длину вытянутой
руки. Теперь впереди должна быть водосточная труба, моя
следующая опора.
Правой рукой я провожу по шершавой поверхности стены и понимаю, что чуть-чуть, но не дотягиваюсь.
Снизу все выглядело, ближе.
Я потянулся изо всех сил, на какое-то мгновение пальцы, державшиеся за раму, начали соскальзывать... Не знаю, каким чудом мне все-таки удалось ухватиться за костыль, на котором крепилась труба, и сохранить равновесие.
Держась обеими руками, я был словно распят на стене на высоте шестого этажа.
Сжимая костыль, я расслабил левую руку, она бессильно повисла вдоль тела. Стараясь не торопиться, шаг за шагом, я добрался до трубы. Тут можно перевести дыхание. Рана от напряжения разболелась, и левая рука, похоже, вышла из строя.
А ведь на следующем этапе она должна меня страховать.
Я перебрался через трубу и, обнимая ее, вытащил из брюк пояс. Один конец ремня я обмотал вокруг левого запястья, перекинул его через костыль, а другой зажал в кулаке.
Ноги стали предательски дрожать. Это искала выход накопившаяся усталость.
Еще несколько сантиметров, еще...
Вытянутая правая рука уже нащупала срез окна, толкнула приоткрытую створку... Я понял, что выиграл.
Еще через минуту я стоял, согнувшись, на подоконнике, а потом тихо влез в квартиру.
* * *
Я был готов защищаться. Я был готов постоять за себя, если вдруг кто набросится. Я вовсе не был уверен, что здесь меня примут радушно. Но я стоял возле окна, готовый к бою, а никто на меня не нападал. В квартире было темно и тихо.
И от этого затаившегося спокойствия я волновался еще больше. Нет ничего страшнее, чем ожидание опасности.
Я видел очертания мебели, стены, - на которых отражался лунный свет, кровать...
На кровати кто-то лежал.
Я беззвучно подкрался и склонился, пытаясь разглядеть... В это мгновение я почувствовал страх, словно тупой иглой ткнули под сердце. Я даже зажмурился и отпрянул.
На кровати лежала Рита.
Она лежала неподвижно.
Рядом, на стуле, был ночник. Я нащупал выключатель и зажег свет. Тусклая лампочка осветила разметавшиеся по подушке волосы, по-детски приоткрытый рот, длинные тени ресниц. Рита спала, натянув одеяло до подбородка и обняв во сне подушку. Я перевел дыхание и устало опустился на кровать, стал снимать с запястья ремень. Она не проснулась, только чуть заворочалась во сне.