Я отпустила Пэнси и, повернувшись, успела увидеть, как Ида Белль кладет на стол плойку. Она бросила на меня виноватый взгляд и схватила сумочку:
— Полагаю, мы закончили?
— О да, вы закончили, — самодовольно протянула Селия. — Совсем. Когда Герберт узнает о случившемся, он раз и навсегда отстранит ОГД от участия в фестивале. Я об этом позабочусь.
— Обещаешь?
— Слава богу!
Голоса Иды Белль и Герти прозвучали в унисон, и я усмехнулась.
— Давайте займемся чем-нибудь стоящим.
Ида Белль оскалилась на Селию и Пэнси:
— Мы уже на шаг впереди вас.
И пошла прочь. Мы с Герти поспешили следом. Никто не проронил ни слова, пока мы не загрузились в «кадиллак», а затем старушки расхохотались. До слез.
— Расскажете, что смешного? — спросила я, уже готовая отправиться домой пешком.
Ида Белль отдышалась и попыталась успокоиться.
— Ты всерьез думала, что Леди Гага — аристократка?
— Полагаю, это не так?
Герти вновь покатилась со смеху, а Ида Белль вытерла глаза и покачала головой:
— Она поп-звезда, очень известная — в основном, своими дикими нарядами. Ну и голос хороший.
Герти кивнула и с трудом выдавила:
— «Порочный роман» в моем плей-листе.
— Без понятия, что это значит. Итак, давайте проясним: эта Гага присвоила себе титул, не будучи аристократкой. Я так понимаю, она не входит в список людей, с которых Пэнси хотела бы брать пример?
— Никогда и ни за что.
Я всплеснула руками:
— Ну и откуда мне, черт возьми, было знать, что люди самовольно награждают себя титулами? Я торчала на Ближнем Востоке и не следила за делами кучки европейцев.
Герти вновь захихикала, но под строгим взглядом подружки зажала рот руками.
— Вообще-то, Гага американка, — пояснила Ида Белль и какое-то время молча смотрела на меня, склонив голову. — А ты ведь и правда ничего об этом не знаешь. Я поначалу думала, что ты над нами просто прикалываешься, но теперь… У тебя что, нет телика? Ты не слушаешь радио?
— Нет и нет. В комнате отдыха в Управлении стоит телевизор, но тридцати минут достаточно, чтобы узнать главные мировые новости.
Герти перестала смеяться и опустила руки:
— Тогда чем ты занята, когда не работаешь?
— Не знаю. Изучаю новые боевые искусства, оружие. Хожу на стрельбище. У моего напарника Харрисона есть огромный участок земли за городом. Иногда мы ездим туда и что-нибудь взрываем, соревнуясь, кто соорудит лучшую бомбу…
Я нахмурилась, внезапно осознав, насколько пуста моя настоящая жизнь — особенно в сравнении с нынешней в Греховодье. Что действительно странно, если подумать. В городе с полумиллионом человек я лишь существовала, а здесь, где всего сотни три жителей, — за считанные часы окунулась в гущу событий.
Странно. Занятно. И печально.
Старушки притихли и глядели на меня с… сочувствием? Я редко видела это выражение, так что сомневалась. Зато точно не желала видеть его снова.
— Слушайте, мне нравится моя жизнь. И я жду не дождусь, когда смогу к ней вернуться. Возможно, вам она кажется блеклой, но это то, в чем я разбираюсь. И чего хочу.
Ида Белль кивнула:
— Мы понимаем. Из-за работы ты словно существуешь в другом мире. Мы тоже через это прошли, и когда война закончилась, труднее всего для меня оказалось вновь привыкнуть к местной жизни.
Герти закатила глаза:
— Ты до сих пор не привыкла. — И посмотрела на меня. — Я знаю, как тяжело тебя даются попытки вписаться в этот город. Греховодье — странное место даже по стандартам Юга. А уж в сравнении с привычным тебе миром — вообще другая вселенная.
— Но ты прекрасно справляешься, — вставила Ида Белль.
— Хм.
Они явно пытались меня приободрить, но эффект получился противоположным. Я наконец осознала, насколько узок мой кругозор. И что мир полон вещей, в которых я ни черта не понимаю.
Возможно, настала пора для перемен.
Не то чтобы я собиралась бежать в магазин за средствами для волос или типа того — ничего радикального. Но я вполне могла бы читать что-нибудь помимо книг об оружии. И включать телик в гостиной Мардж не только на Си-Эн-Эн.
— Дамы, — объявила я, пока не передумала, — похоже пришло мое время выяснить, что творится вокруг, кроме политики и войны.
Герти улыбнулась и захлопала в ладоши:
— Будет весело!
— Это займет целую вечность, — проворчала Ида Белль, — а я уже не молодуха.
— Тебя все на свете не устраивает? — спросила Герти.