Герти закатила глаза:
— Страшно представить.
Я ухмыльнулась:
— Пойдемте уже. У меня до сих пор пыль в волосах, и я вся чешусь.
Ида Белль выглянула за дверь:
— Чисто.
Мы поспешно выскочили из подсобки в магазин, и в то же мгновение через заднюю дверь вошел Уолтер, вытирая руки.
— Задержался на пристани, — объяснил он.
— Вы видели огонь? — спросила я.
Уолтер поднял брови:
— Так вот из-за чего вся суматоха…
— Ага. Говорят, мол, енот поджег кондиционер в офисе шерифа. Поразительно, что вы ничего не видели, это ж всего в паре зданий отсюда.
Он нахмурился:
— Я почувствовал запах гари, но он иногда появляется, когда Сэмми консервирует шкуры.
Я поежилась. Фу.
— Спасибо, что позволили воспользоваться магазином. — Я протянула руку. — И извините, что втянула вас во все это.
Уолтер на секунду замешкался, но ладонь мне пожал:
— Я всего-то открыл дверь и позвонил по телефону — ерунда.
— Ну, я и это ценю.
Ида Белль и Герти махнули ему на прощанье, и мы двинулись к выходу. Я подняла руку, чтобы убрать челку со лба и вдруг почувствовала до боли знакомый запах. Поднесла ладонь — ту самую, что пожимал Уолтер — к носу и принюхалась.
Бензин!
Тряхнув головой, я оглянулась на Уолтера, но он лишь подмигнул и скрылся в подсобке. Я с трудом дождалась, когда мы загрузимся в машину, и только тогда воскликнула:
— О боже! Уолтер поджег кондиционер!
Старушки даже на миллиметр не удивились.
Я выпучила глаза:
— Вы знали?
— Подозревали, — призналась Герти, поворачиваясь на сиденье, чтобы посмотреть на меня.
— Но как он выяснил, что Картер собирается нас арестовать?
— Включил телефон в подсобке на громкую связь и подслушал разговор, — пожала плечами Ида Белль. — Я заметила красную лампочку, как только мы вошли.
— Вы его об этом просили?
Она покачала головой и отъехала от обочины:
— Ни о чем я его не просила. Если б я знала, что он собирается подслушивать, то он не смог бы отрицать свою причастность.
— Она не хочет быть у него в долгу, — предложила Герти более правдоподобное объяснение.
Я окончательно растерялась.
— Тогда почему он решился на поджог, если не ради Иды Белль?
Герти поджала губы:
— А вот тут начинается самое интересное. Ручаться не стану, но, полагаю, ты ему нравишься, и он волновался…
— Когда кто-то нравится, ты меняешь ему спущенное колесо или угощаешь ужином, — заметила я. — Вандализм — совсем другой размах.
Она кивнула:
— Наверное, ты ему кое-кого напоминаешь. — И покосилась на подружку за рулем.
— О.
Я откинулась на спинку сиденья. Как ни странно, это имело смысл.
Герти недавно сказала, мол, хотела бы, чтобы ее дочь походила на Элли. Тогда я не подумала об этом, но, вероятно, будь дочь у Иды Белль, она бы походила на меня.
Конечно, лучше б Уолтер не вмешивался, но в груди внезапно потеплело. Приятно, когда о тебе заботятся — помогают, не дожидаясь просьб и не требуя ничего взамен.
Я улыбнулась и мысленно помолилась, чтобы Картер никогда не узнал о переходе дяди на темную сторону.
Я намывалась в душе, пока горячая вода не закончилась, и потом еще минут десять стояла под холодной, пытаясь оживить измученные тело и разум. День выдался адский, но я знала: если усну сейчас, то соскочу посреди ночи, а ночные бдения я ненавижу больше всего.
Когда на улице темно, время будто ползет, и все вокруг такое… застывшее. Так и до депрессии недалеко.
Я в курсе, откуда это чувство. Я вовсе не лишена эмоций, в чем меня не раз обвиняли, просто не выставляю их напоказ и не зацикливаюсь на них, как порой советуют всякие доброхоты. «Сроднись с болью». «Найди равновесие со своими воспоминаниями». «Прими таблетку».
С кем бы я ни говорила — благонамеренные коллеги, цэрэушный мозгоправ или мастер духовных практик, который как-то был частью моего прикрытия, — все, казалось, считали, будто мне необходимо срочно разобраться со своими чувствами. Я советы всегда игнорировала. Выбранный способ прекрасно работал всю мою жизнь.
По крайней мере, я думала, что он работает.
А потом приехала в Греховодье и начала подозревать, что моя профессия, мой образ жизни и все связанные с ним потребности позволили мне застрять в эмоциональном вакууме, принимая карьерные успехи в качестве личного и безоговорочного счастья. Но что, по сути, есть в моей жизни, кроме кучи завершенных миссий, о которых я даже говорить не могу?