– Смотри. Он сказал, что не слышал, как обносили Потапенко, потому что делал ремонт. Так?
– Ну. Когда соседи сверху ремонт делали, я тоже ничего не слышал, – кивает Тихомиров.
– А где у него следы ремонта? Соседи реально слышали, как работали перфоратор и молоток. Значит, там не просто обои переклеивали. Проводились серьезные работы, пыльные и грязные. А он участковому открыл чистенький и причесанный.
– Вот это ты уже отсебятину несешь, – отмахивается Витек. Он засовывает в рот остатки плюшки и невнятно шамкает: – Нет в протоко́ве таких дета́вей.
– Нет так нет, – пожимает плечами Катя. – Руки вытри – и поехали посмотрим.
Алина просыпается. Рыдания вымотали ее настолько, что она уснула, даже несмотря на весь ужас своего положения. Она открывает глаза и на мгновение испытывает новый страх – слепота! Но в незанавешенное окно глядят звезды и тонкий серп луны. Алина несколько раз с усилием моргает. Пытается пошевелиться, но выходит плохо. Только пальцы рук скребут по полу. В правый средний вонзается заноза. Боль прошивает руку до плеча, но не получается даже вскрикнуть, из губ вырывается приглушенный хрип. Она обрывает и его.
Девушка напрягает слух. Кто-то ходит. Шаги, слышимые и ощущаемые по вибрации половиц, приближаются. Алина лежит макушкой к двери и в таком беспомощном положении никак не сможет посмотреть на того, кто подходит все ближе.
– Здравствуй, Алина.
Ее глаза расширяются до предела, сердце начинает скакать в груди. Чья-то теплая сухая ладонь проводит по ее волосам. И тогда, подстегиваемая бушующим в крови адреналином, Алина кричит.
Глава 2
– Вот ты мне скажи, какого черта мы здесь делаем?
– Не понимаю вопрос.
– Слякоть, мерзость, противно. У меня еще походу ботинок левый пропускает – уже весь носок до самого горла мокрый.
– Капец ты, конечно. Весна наступает, а ты ноешь.
Два ППСника не спеша идут по парковой аллее. Зимние куртки делают их фигуры похожими на комковатых снеговиков. Рядом с тележкой с мороженым полицейские ненадолго останавливаются.
– Блин, ты серьезно?
– Ну а что? Это ж не пиво, – отмахивается от напарника тот, что чуть пониже ростом.
– Лучше пиво сейчас с мужиками пить, чем тут с тобой шататься.
– Бедная твоя Ленка, как она тебя терпит? На ее месте я бы тебя бросил.
– А на моем месте я бы на тебя даже не посмотрел.
Беззлобно переругиваясь, они делают круг по внешней аллее парка. Где-то за тучами прячется солнце, иногда оно находит прорехи и выглядывает на Землю. Под его лучами становится понятно, что зима окончательно ушла и весна вот-вот начнет пробуждать к жизни деревья и траву. Птицы уже щебечут так громко, будто только от их криков зависит целый мир. В воздухе пахнет той самой влагой и прелыми листьями, отчего просыпается радость на душе.
В первой половине дня в парке малолюдно. От скуки ППСники считают, сколько встретили человек и сколько их обогнали.
– Может, посидим? Задолбался уже ходить.
– С твоим пузом тебе надо больше двигаться.
– А тебе на глистов надо провериться. Ты жрешь все время, но тощий, как карандаш.
– У меня метаболизм быстрый.
– О, смотри, что там? – прерывает перепалку первый.
– Где?
– Да вон же!
– Похоже, баба какая-то.
– Давай забьемся, что солевая?
– Да че тут забиваться, видно же, что под чем-то.
На прогалине, чуть в стороне от дорожки, лежит обнаженное тело. Руки раскинуты в стороны, будто девушка собиралась взлететь или обнять весь мир. Длинные волосы необычной короной аккуратно разложены вокруг головы. ППСники подходят сбоку, чавкая ботинками по не до конца просохшему газону.
– Э, барышня, тебе там не холодно? – издалека окликает лежащую тот, что повыше.
– Гражданочка, поднимаемся. Поднимаемся, поднимаемся! Вещички где потеряла, убогая?
Она не меняет положение, не вздрагивает от окрика, даже не поворачивает головы. Ее белое тело ярко контрастирует с весенней черной землей. И кажется таким неуместным среди жухлой прошлогодней травы, листьев и появившихся из-под снега фантиков и какого-то мелкого мусора.
– Вот дерьмо! – ругается здоровенный ППСник, первым дошедший до девушки.
Его напарнику хватает одного взгляда, чтобы, зажав себе рот, рвануть в кусты. Его выворачивает наизнанку только что съеденным мороженным, и от этого желудок сжимается в спазмах еще сильнее и болезненее.
– Твою ж мать бог любил, да недолюбил!
Продолжая причитать, ППСник подносит рацию к губам.
– База, это четвертый. У нас на маршруте жмур. Шлите опергруппу.