— Геза!
Не успел Оссель произнести это имя, как я понял, кто та особа, что, держась за притолоку, стояла в дверях. И тут же отметил, что Геза вдребезги пьяна — она нализалась так, что даже не могла попасть ключом в скважину. Оссель втащил спутницу жизни в каморку и захлопнул за ней дверь.
Геза без сил упала на стул, на котором только что сидел Оссель, и не успели мы опомниться, как она, бесцеремонно завладев его кружкой, опрокинула содержимое в свою ненасытную глотку. Едва проглотив можжевеловку, она зашлась нескончаемым оглушительным кашлем. В первый момент мне даже показалось, что настойка оказалась слишком крепка для нее, но по исходившему от Гезы запаху перегара понял, что ошибся — за сегодняшний вечер это был явно не первый глоток. Розоватая от крови слюна и мокрота на столе говорили о том, что дела Гезы плохи.
— Чего приперлась? — не очень вежливо осведомился Оссель. — Ты же вроде ухаживаешь за больной теткой на Принсенграхт?
— Плевать я на нее хотела! Старая сквалыга вбила себе в башку, что если я унаследую от нее парочку гульденов, так она уже может помыкать мною как хочет. Кем угодно, но не Гезой Тиммерс! Там прибери, тут протри, потом беги за едой на рынок, а после торчи у плиты! И так весь день. И еще скулит, мол, где тебя черти носят. А я всего-то на минутку заглянула в «Золотой якорь» стаканчик пропустить. Вот я и решила послать ее куда подальше.
— Стало быть, в «Золотом якоре» околачиваешься! — заключил Оссель. — Лучше бы взяла да приволокла свою кровать в этот притон, и дело с концом!
— Ладно тебе! — окрысилась на него Геза. — Если уж кто и знаток всех притонов, так это ты и есть, Оссель Юкен.
Я невольно отстранился от стола — смрад изо рта Гезы был просто невыносим. Наверняка в ней сидело пять-шесть стаканов самого дешевого пойла. И я понемногу начинал понимать, отчего Оссель не показывал ее друзьям и сослуживцам.
Тут голова Гезы медленно повернулась ко мне. Так поворачивает голову птица, внезапно учуявшая жирного червяка.
— Чего уставился? И вообще, кто ты такой?
— Это мой друг Корнелис Зюйтхоф, — представил меня Оссель. — Вот, пригласил его на глоточек можжевеловки.
— Это хорошо, что ты его надумал пригласить. На глоточек. — Геза подняла опустевшую кружку и ткнула ее под нос Осселю: — Плесни мне еще немного, а?
— Хватит с тебя, пожалуй, на сегодня, Геза. Иди-ка приляг и поспи!
— Спать! — Геза, подумав секунду или две, решительно тряхнула головой. — Одной — ни за какие блага, — хихикнула она. — Еще, не дай Бог, помру со скуки. Может, ты присоединишься, Оссель? Или твой молоденький дружок? На вид он очень даже ничего, ну а в остальном…
С поразительным для такой степени опьянения проворством Геза поднялась, обошла стол и ухватила меня за мое хозяйство. Инстинктивно дернувшись, я все же усидел на месте. Лучше уж в таком положении не двигаться. Мало ли что… Тем более что пальцы Гезы сжимались все сильнее.
— На ощупь недурственно. — Она бесстыже осклабилась. — И встает сразу же, едва дотронешься! Хотя чего удивляться, — заплетающимся языком резюмировала она, — ты же молодой! Вон Осселя в постели больше подушка волнует, чем я. Так что, не побрыкаться ли нам с тобой?
Она вплотную прислонилась ко мне и уже раскрывала губы для поцелуя. Я невольно отпрянул, от души жалея, что сижу не на табурете, а на стуле со спинкой.
Впрочем, в другой обстановке я без колебаний ответил бы на ее зов. Геза была от силы лет на шесть старше меня, то есть тридцати ей явно стукнуть не успело. Осселю под сорок, он был для меня не просто другом, а кем-то вроде отца или старшего брата. Но Гезе можно было дать куда больше — болезни и спиртное сделали свое дело: все лицо ее прорезали глубокие морщины, а под некогда озорными глазами пролегли синеватые круги.
Подойдя к Гезе, Оссель оттащил ее от меня. Между ног у меня после ее поползновений побаливало. Женщина, не удержавшись на ногах, грохнулась на пол. И тут же снова страшно закашлялась. У ног Осселя образовалось розоватое пятнышко мокроты.