— Заткнись.
Самое ужасное, что это не похоже на смех его друзей.
Логика разрывает ту радость, которую я испытывала, и крадет улыбку, которая была на моих губах всего несколько секунд назад. Реальность - самая страшная боль на свете. Неужели он не придет ко мне, даже сделав все это? Разве он не должен ждать меня в квартире, чтобы увидеть мою реакцию? Как он вообще попал внутрь без ключа? Где он взял тарелки и столовое серебро? С каких пор он вообще готовит?
Скрип дерева под моими ногами громче, чем когда-либо, но я глуха к словам Эвана о том, что он будет занят и не сможет меня увидеть. Тогда я останавливаюсь и как следует рассматриваю обстановку, замечая коричневый пергамент, лежащий на столе, прямо возле тарелки. Трясущимися руками я разворачиваю письмо:
Пир для моей ненаглядной. Приятного аппетита, любовь моя.
Я нажимаю большую красную кнопку на своем телефоне и кладу трубку, хотя Эван продолжает болтать.
Это все сделал Безликий. Как он узнал, что это мое любимое блюдо, если я не ела его с тех пор, как произошел несчастный случай?
Я могла бы позвонить в полицию и сказать, что это сделал кто-то чужой, и все мои слова о преследовании были правдой. Но мне не поверят. Хочется постучаться к соседям и отдать им всю еду, чтобы Безликий не думал, будто обвел меня вокруг пальца.
Это будет пустой тратой еды. Он правда держит меня на крючке. Это пугает и возбуждает одновременно.
Всего лишь один раз поесть, - пытаюсь я оправдаться перед собой. У тебя нет выбора. И остальное можно заморозить на будущее. Но что, если он начнет делать это каждую ночь?
Желудок решает за меня, я сажусь на стул и тянусь к тарелке. На самом деле, я бы не отказалась так возвращаться домой каждый вечер: ужин при свечах с божественно пахнущей едой.
Колеблюсь, когда тянусь за бутылкой вина. Я почти не ела сегодня, и уверена, что с моими лекарствами нельзя совмещать алкоголь. Я следую этому правилу с того самого дня, как начала принимать таблетки, но лекарство явно не работает...
Что самое страшное может произойти, если я выпью? У меня начнутся галлюцинации, я сойду с ума? Хуже, чем сейчас, быть не может.
Когда безликий человек приносит лучшую еду, и бутылку вина, да еще и бокал с каким-то вычурным логотипом, не грубо ли отказаться от такого?
Красная жидкость плещется в новом бокале, аромат будоражит воспоминания о прежней Лили. Я никогда не была знатоком вина, но все равно знаю, что это хорошее вино. Осушаю бокал, не успев опомниться, и наливаю еще один, делая большие глотки между каждым кусочком пищи.
С каждой секундой тело становится все легче, а оцепеневшие мысли расслабляются. Но свобода мысли не причиняет боли, а лишь вызывает пустое головокружение, которое заставляет взять телефон и включить музыку.
Мелодия заполняет тишину, хотя отсутствие компании поет громче. Мне нужно нечто большее, чем просто письма или редкие смс-ки. Я жажду общения и физических прикосновений. Я даже не помню, когда у нас с Эваном в последний раз была близость. Где-то четыре месяца назад, и ничего запоминающегося.
Когда съедаю больше, чем за последние недели, а вино действует на меня лучше, чем все лекарства от доктора Мэллори, я достаю телефон и захожу в диалог с неизвестным отправителем.
Пальцы не попадают по клавиатуре, пьяный мозг не помогает делу. Нагло и совершенно по-идиотски я бегу в спальню, вырываю страницу из блокнота и пишу:
В следующий раз присоединяйся.
Вместо того чтобы нормально свернуть бумагу, я складываю ее в ужасно кривой самолетик, и оставляю там же, где Безликий оставил мне письмо.
Кладу новые шикарные столовые приборы в раковину и замачиваю, не желая мыть посуду в таком состоянии.
Проверяю, что бумажный самолетик лежит на месте, и запираюсь в ванной. Пол кружится, и я не совсем понимаю, зачем написала ему послание. По сути, я прошу его продолжать меня преследовать. Это была глупая идея, просто нелепая.
Я не жду, пока вода нагреется, встаю под душ. Хочу, чтобы она смыла с меня все мысли и шрамы на теле, которые оставила авария.
Он явно не намерен со мной разговаривать. Если он не делал этого целый год, то вряд ли начнет сейчас. Но сейчас он стал гораздо более откровенным, проверяя границы, которые, как я думала, он установил.
Страх становится вторым ударом сердца в моей груди. Что, если он увидит записку и не ответит? А что, если увидит это и присоединится ко мне? Не знаю, что будет хуже: встретиться с преследователем, получить от него отказ или стать с ним друзьями по переписке?
Понятия не имею, сколько времени я простояла так, покачиваясь с ноги на ногу, пока мои мысли шли по кругу. В конце концов, вода снова становится холодной, и я спешу выйти, пока не успела простудиться.
Ветхое полотенце едва держится, когда я оборачиваю его вокруг тела. Оно натягивается на груди, и мне приходится сжимать ткань на случай, если кто-то из дома напротив решит заглянуть в окно.
Вихрь эмоций подступает к горлу, когда я вижу, что мой бумажный самолетик сменился на коричневый пергамент. Я готовлюсь к тому, что мне откажут, скажут, что это была худшая идея, которую он когда-либо слышал. Но вместо этого тепло обжигает кожу, а воздух вокруг становится слишком тяжелым.
Ты - единственное, что я буду дегустировать.
Когда я вспоминаю тот сон, то представляю себе не его пальцы во рту, а член. Я представляю, как пробую его на вкус и запечатлеваю в памяти. Как поднимаю глаза и вижу темноту под его капюшоном, пока буря вокруг нарастает все сильнее с каждым ударом в его груди. Воображаю, как он вбивается в меня, разрывая изнутри, и каждое мгновение похоже на экстаз. А молния озаряет небо, пока он кончает мне в рот.