Я спросил:
– Отчего все офицеры были так недоброжелательны?
Гулевин ответил не сразу:
– «Они» нам не доверяют, «они» нас проверяют. Так за что нам их любить или уважать?
Мне стало понятно, кто эти «они».
После нескольких коротких встреч, произошедших как будто случайно, меня вызвали в особый отдел. Все встало на свои места.
Вызывал меня все тот же «кап три».
Кабинет особого отдела находился под лестницей, ведущей на второй этаж штаба.
Здесь никогда не горела лампочка и не было окна, поэтому это место, казалось каким-то укромным, скрытным. Специально они его что ли выбрали? Ну, хороши психологи!
Стучусь. Молчание.
– Прошу добро, – как можно четче выговариваю я, чуть надавив на ручку двери.
В кабинете послышались шаги, щелкнул замок.
– Заходи Торопов, жду тебя.
– Главстаршина Торопов по Вашему приказанию прибыл, – отчеканил я.
– Вольно. Как ты уже понял, я начальник особого отдела капитан третьего ранга Морозевич, и вызвал тебя для разговора не простого. Мне тебя рекомендовали как человека весьма грамотного, как сейчас модно говорить, политически подкованного. Да и специалист ты хороший, все хвалят. Не пьешь, не куришь. Ведь не пьешь, верно?
Он едва заметно улыбается. Видно, знал, что на прошлой неделе ребята на камбузе «жареху» устроили ночью. Это в смысле картошку пожарили, ну и бутылочку раздавили. Но ведь меня-то там не было.
– Это точно, – не моргнув и глазом, очень спокойно ответил я.
– Вот и отлично. Проходи, садись.
Он указывает на большой старый кожаный диван в середине кабинета.
Подхожу и сажусь на краешек, стараясь не издавать посторонних звуков, чего мне не удается. Диван скрипит как старая телега и норовит убежать из-под меня.
– Так вот, мне нужно, чтобы ты, как инструктор, составил для меня отчет обо всех, с кем тебе приходится заниматься. В какой физической форме боец, какие перспективы у кого на будущее. Его морально-психологические данные на твой взгляд. Как кто себя в воде ведет. Ну и так далее. Ты должен понимать, мы выполняем боевые задания, поэтому и подход у тебя к делу должен быть более чем ответственный. Ты меня понял? Справишься?
– В принципе, да. Вот только на счет психологии… Я ведь все же не психолог, поймите правильно, могу и ошибиться. Опыта маловато, да и тяготею все больше к технике, чем к людям, – попытался увильнуть я.
Морозевич этот мой нырок заметил.
– Ничего, – более настойчиво повторил он, справишься. Ну а теперь ступай, еще поговорим позже.
– Так точно, – козырнул я.
Раз о таких мелочах, как ночные вылазки годков [1] на камбуз, ему известно, должно быть известно и о процедурах приема в разведчики.
Только реакции с его стороны никакой. Если так, значит, работает определенная система, система естественного отбора. И работает она с его молчаливого согласия. Узнали бы наши матери из передачи «Служу Советскому Союзу», как их сыновей проверяют на профессиональную пригодность. Подвешивая руками к трубе под потолком в гальюне и нещадно избивая всю ночь, периодически отмачивают в ванне для мытья ног. Кто на утро в строю и не жалуется, тот остается, кто пускается в бега или ищет петлю, тот «пролетает». Не быть ему разведчиком. Да уж, это все очень отлично от того, что я видел по телевизору. У нас эту телепередачу называют – «в гостях у сказки».
Выхожу из штаба и медленно плетусь, обходя плац.
А ведь это засада, думаю я про себя. Нет, не просто засада. Это беда. Я этого делать не стану, меня уже подташнивает, а дальше будет хуже.
Теперь мне понадобится быть собранным, максимум собранности, вот мой девиз на ближайшее время. Отказаться я не могу, меня не то что с должности вышвырнут, но, скорее всего, и из части переведут, да еще куда-нибудь севернее моего родного города.
Это тебе не просто «залёт», не пьянка, не запрещенные наколки или слишком откровенное письмо любимой девушке. Это скрытое несогласие с системой. Так, ну и что там у нас есть севернее? Мыс Шмидта или Бухта Провидения. Да, перспектива интересная.
Что-то нужно решать, лишнего времени теперь у меня не будет. Оно полетит, пришла беда – открывай ворота. Чего еще мне стоит ждать?
Расслабился, брат, понравилась служба, медом показалась. Сейчас уже вечер, я напряжен и плохо соображаю. Что же, во-первых нужно расслабиться, с бедой нужно переспать ночь, так кажется, говорят, или утро вечера мудренее.
Может быть, какая-нибудь мысль придет во сне.
А решение принимать все же нужно быстро, времени у меня пара дней, не больше.
Потом отчет затребует по итогам учебы, и – привет. Пишите, мама, по новому адресу.
Поднимаюсь в казарму на второй этаж, иду по проходу. Вокруг странная тишина, годки не ржут как кони, но мирно сидят на шконках [2] , готовятся ко сну. Что-то не так, явно в роте посторонний. Проходя мимо красного уголка, вижу нашего замполита.