Обветшалые дома здесь мало отличались от обычных деревенских изб: крыши крыли той же серой дранкой, поросшей кое-где мхом от сырости, окошки были небольшие, а притолоки низкие – чтобы беречь тепло. Одного взгляда на эти бревенчатые окраины, где среди полыни бродили куры и козы, а ноги после дождей едва ли не по колено утопали в грязной жиже, хватало, чтобы понять, как малы и незначительны на этом фоне роскошные достижения прогресса вроде газового освещения и телеграфа. Конечно, и здесь попадались добротные дома, где вечером зажигалась керосинка, а в красном углу под вышитым рушником висел Николай Угодник в серебряном окладе. Таким был и дом Рукавишниковых – приземистый, одноэтажный, но крепкий как купеческий кулак. Купцы на окраинах, как правило, не селились, но дом Рукавишниковых достался отцу Аглаи Афанасьевны в наследство от отца, служившего приказчиком. А менять местожительство ради суетного желания комфорта Афанасий Матвеевич не пожелал.
Накануне прошел дождь, и пока Феликс Янович добирался до нужного адреса, его штиблеты покрылись таким слоем грязи, что начальнику почты казалось будто он отрывает от земли не ноги, а пудовые гири. У самого дома он помедлил, глядя на темные окна и почти надеясь, что Аглаи Афанасьевны не будет дома.
Колбовский постучал сначала в ворота, затем в окошко, прислушиваясь к темноте. Вокруг наперебой лаяли дворовые собаки, в одном из соседних домов кто-то хмельно играл на гармони, однако же в доме Рукавишников царила темная тишина. Но вот скрипнула дверь, мелькнул огонек лампы, и за дверью раздался удивленный голос Аглаи Афанасьевны.
– Кто там?
– Это я, Колбовский, – поспешно отозвался Феликс Янович. – Не пугайтесь!
Аглая Афанасьевна, похоже, обрадовалась его приходу. Пережив краткое удивление, тут же пригласила в гостиную и принялась радушно хлопотать, накрывая к чаю.
Феликс Янович, меж тем, с интересом осматривал жилье старого друга.
Дом был большой и очень неуютный: словно бы строился как присутственное место, а не жилье, а потом случайно его заставили шкапами, кроватями, комодами и по ошибке заселили. Аглая Афанасьевна как могла пыталась создать подобие уюта: на окнах стояли круглобокие горшки с геранью и фиалками, а меж ними – расписные глиняные фигурки, стол был покрыт вязаной цветастой скатертью, и, конечно, нарядный рушник обрамлял красный угол. Однако же эти дешевые вещицы, призванные создавать уют, вместо того навевали какую-то тоску.
Аглая Афанасьевна сама поставила на стол старый тусклый самовар и чашки, принесла сахар и густое, тягучее смородиновое варенье. Посуда у нее была простая, глиняная. Купец Рукавишников не жаловал баловства, вроде фарфоровых чашек, а саму Аглаю Афанасьевну куда больше занимала роскошь интеллектуальная, чем бытовая.
– Признаюсь, мой друг, не ожидала вас увидеть, – несколько смущенно заговорила Рукавишникова, разливая по-купечески густой чай. – Мне казалось, вы не особо любите наносить визиты.
– Да, вы правы, наверное, – чем дальше, тем больше Феликс Янович нервничал, – Но мы давно с вами не виделись, и я счел… Хотя, нет, наверное, не стоит об этом… Я…
Он поднял беспомощный взгляд на Аглаю Афанасьевну, которая удивленно рассматривала его большими светлыми глазами – такими же ясными и безмятежными как всегда. Но внезапно в ее взгляде мелькнуло понимание, и она охнула, прикрыв ладонью рот.
– Боже мой! Кажется, я понимаю… Феликс Янович, дорогой мой друг! За что мне опять эта напасть?! Неужели.. неужели вы хотели сказать, что влюблены в меня?!
В первый момент Феликс Янович растерялся до онемения, но уже через мгновение разум подсказал ему, что вывод Рукавшниковой не столь уж странен, учитывая его внезапный поздний визит и попытку невнятных объяснений его причины.
– О, нет-нет! – поспешно сказал он, беря себя в руки. – Вы неправильно поняли меня! Я питаю к вам самые теплые чувства, но исключительно дружеские!
– Слава Богу! – Аглая Афанасьевна вздохнула и перекрестилась с искренним облегчением. – Мне была бы невыносима мысль, что причиняю вам бессмысленную боль!
– Ваши опасения справедливы, – согласился Колбовский. – Мой неожиданный визит в это время… Да, я должен объясниться. Признаю, меня очень удивила ваша внезапная помолвка с господином Муравьевым.
– Не только вас, – мягко сказала Аглая Афанасьевна. – Но она не такая уже внезапная. Вспомните мою переписку «до востребования». Мы с Алексеем Васильевичем уже почти четыре года наслаждаемся беседами друг с другом – пусть и в письмах. Я давно поняла, что нашла родственную душу. Его приезд, как вы понимаете, не был случайностью. Мы встретились – и все свершилось!